Самогнилов устроил на улице ночь и увидел среди мерцающих красно-желтых огоньков яркий свет, который приближался к нему вместе со стуком колес трамвая. Елена спрыгнула с подножки с обагрённым кровью пером птицы. Они взялись за руки и вошли в море, приняв его прохладу как молодость и избавление. Бес погружался в бездну ее глаз и получал насыщение, как будто он читал добрую, умную книгу. Люди давно не обменивались взглядами. Глаза перестали быть зеркалом души, в них не горел огонь, не мелькал соблазн, не хранилась загадка чьей-то жизни. Отрицательные эмоции разрушали не только людей, они воздействовали на окружающий мир, природу и материю, вызывая землетрясения, цунами и оползни. Все эти разрушительные процессы протекали на частоте излучения волн человеческого страха.
Бес заплыл так глубоко, что услышал, как земная кора стонала под чудовищным давлением. Дым вулкана уносил его сознание вверх, пока дух – союзник в образе водоплавающей птицы не соединил небо с водой. Чайки подхватили его спящее тело и понесли по дымовому туннелю. Где-то вдалеке, вихри изумрудного света дрейфовали над снежными пиками гор. Крики чаек смешались с голосами из другого мира. Кто-то предупреждал людское племя о начале конца: «На третий день на горное селение упадет железная птица. На пятый потемнеет море. На седьмой зайдет спор о небе. На десятый день мужчины уйдут на север, а юг запылает без единой искры».
Воздух стал теплее воды, и море уснуло под пологом призрачного тумана, оживившего на лунной дорожке чреду мистических образов. В облако ударила молния, и из него, как из яйца, вылез сверхчеловек, собранный из разных моделей. Сценическая мгла превратилась в кровавый гриб. Взрывная волна прошлась по побережью, смыв райское место из пляжных хижин. В зашторенном небе притаился автоматизм смерти, инерция боли, навязчивая мысль, что бестелесная пустота вновь накроет сновидца. Бес испытал дежавю, он вспомнил, как Земля некогда прикидывалась Марсом, и он питался принтами бытовых сцен, содранными со стен многоэтажных склепов.
Самогнилов сидел на подиуме трамвая, пытаясь ощутить пульсацию скорости в турбулентном потоке жизни, захватывавшей город. Он прокараулил момент, когда в кабину вошёл старик с намотанным на руку ремнем и начал ругаться матом. Елена вывела достававшего ей до пояса пассажира, и уселась рядом с бесом. Уличный поезд выкатился на шоссе и, высекая искры об асфальт, пронесся мимо сидевшего на акульей шкуре хозяина кабриолета. Стриткар быстро набрал высоту. Все вокруг стало мертвым и бездушным, лишь за пределами спящего сознания голосил сигнальный колокол. Люди становились частями неделимого целого и пропадали в шариках пролитой водки. Бес почувствовал себя зажатым в железном кулаке ползунком, спешившим оставить на ленте конвейера заказ от своего имени. Хватаясь за поручни, Елена взлетела на верхнюю палубу и растворилась в сполохе полярного сияния.
В пассажире второго яруса не было ничего такого, за что можно было бы зацепиться. На него не действовала ни карма, ни темные силы. Единственным, что определяло его судьбу, был срок жизнеспособности его модели. Генеральный конструктор показал ей «волну возмущения», опоясавшую планету и сравнил людей с курами на ферме. Они дрались за корм и не замечали того, кто его приносил, того, кто заносил нож для заклания.
Трамвай заехал на открытую стоянку. В депо толпились городовые. Они задержали Елену за нечестивые сношения и слухи, и имели намерение проверить её на наличие полузвериного потомства. Кварталы наполнились запахом ада перед грандиозным жертвоприношением, демоны сжигали покрышки и бродячих животных, развеивая прах по ветру. Елена сошла с экрана, и бес впервые увидел объект своего обожания вживую. Она медленно шагала по тюремному коридору, оставляя за собой шлейф озорства и заряд электричества.