— Хочу — Ник поднялась на локтях, подаваясь вперед и выдыхая ему в губы. — Хочу…
Он чуть наклонился и… Мурлыкнул. Вместо поцелуя. Реакция Ник был незамедлительной — удар коленом в незащищенный низ живота, руками в грудь и отлететь спиной назад, используя магию — в руке тут же сверкнул серебряный кинжал, направленный на стоически подавляющего стон и ругательства парня. Причем ругательства были вполне заслуженными — Ник не сдерживала силы, хорошо еще, что не готовилась к бою и не принимала зелья.
— Маки. Ты оборотень?
Он еле прошипел:
— Проблемы?
— У тебя. — согласилась Ник. — Ты обязан был предупредить при входе в мой дом.
Маки все же сел, внимательно рассматривая Ник, и в глубине его глаз разгоралась ярость, только в голосе не было ни признака гнева — он был ровным и подозрительно спокойным:
— Этот унизительный Пакт был отменен сразу после войны.
Ник парировала:
— Этот Пакт до сих пор действует на территории Сорок первого округа.
Маки криво улыбнулся, игнорируя кинжал в её руке:
— О, самый расистский округ! Ненавижу его — столько крови за него было пролито.
— Заметь, я не уточняю — на чьей стороне ты сражался.
— Спасибо! Ценю. Убери кинжал — я не представляю для тебя угрозы, ведь я преломил с тобой хлеб. И повторюсь — это не Сорок первый округ. Мы на территории Третьего округа — я тебя предупреждал. Тут я обязан предупреждать о своем происхождении только в одном случае — во время гона. Сейчас не зима, далеко не зима.
— Ты кот?
Маки легко признался:
— Ирбис.
— Тогда точно не замерзнешь — убирайся прочь!
Он увещевающе сказал:
— Ники, ты не права.
Она вскинула вверх подбородок:
— Убирайся или пожалеешь.
— Давай поговорим. Пожалуйста. — он продолжал смотреть ей прямо в глаза, не боясь её. Ник пришлось сказать:
— Вон. Или я, ловец первого класса Гильдии ловцов за себя не отвечаю — я имею право уничтожать оборотней, нарушающих Пакт.
— Еще раз — Пакт отменен пять лет назад.
— Еще раз — мне плевать!
Он плавным, единым движением встал, качая головой:
— А вот ты нарушила закон. Ты обязана всегда носить гильдейский знак, чтобы не было вот таких ситуаций.
Она криво улыбнулась, поднимая левой рукой с пола одежду Маки и кидая её в парня:
— Сам сказал, что мы за Границей. Тут закон о ловцах не действует.
— Ники…
Она зло поправила:
— Я не Ники, безмозглый ты кот. Я ясно тебе сказала — я Ник. Убирайся. Чтобы я больше тебя никогда не видела. Я не убиваю преломивших со мной хлеб, но кости тебе переломаю.
Он мягко, словно и не оборотень, до сих пор не теряя самообладания, сказал:
— Ты не права, Ник. — он развернулся, показывая беззащитную спину и, мать его так, самую симпатичную задницу, которую Ник видела, и пошел прочь. Уличная дверь с тихим стуком захлопнулась за ним. Ник откинула в сторону кинжал и выругалась:
— Проклятый мир и оборотни с их феромонами!!! То-то я так легко поддалась! Рогатые орки, два раза подряд так пролететь! Вот же… Дрянь оборотническая…
Она зажмурилась и скомандовала:
— Дом… К людям! К людям, я сказала…
Она, натянув на себя свитер, первым делом пошла на кухню, к своему списку и вписала новое требование «Не быть оборотнем!». Потом еще чуть-чуть подумала и добавила следующий пункт «Уметь готовить. И отнюдь не сэндвичи!». Вот так-то. Руки подрагивали, ноги тоже. Волосы пропахли им — он не раз целовал её короткие пряди, зарывался в них руками — уже тогда надо было понять, кто он. Уже тогда заподозрить, но она так долго была одна. Так дико долго… Ник прижалась лбом к старому листку бумаги, висевшему на стене. Он был с ней всегда, сколько она себя помнила. А помнила она свое детство лет с пятнадцати, когда пришла в себя в военном госпитале. Ей сообщили, что она вместе со всей своей семьей попала под магическую бомбардировку, с чьей стороны — ей не сказали. Хотя и так понятно — она была человеком, а значит… Или оборотни, или вампиры, или фейри. Освободители — так правильнее. Тогда выжила только она. Большая ли была у неё семья, она не знала.
Глупые слезы потекли по щекам — вот как получается, что тот, кто ей нравится, то убийца, то оборотень? Почему в этом мире нет никого для неё? Почему она с пятнадцати лет одна… Ник хлюпнула носом и выпрямилась, заставляя себя улыбаться. Улыбаться, несмотря ни на что. У неё есть главное — у неё есть дом и работа, не многие люди этим могут похвастаться, даже сейчас. Она глубоко вздохнула:
— Все будет замечательно! Просто обязательно. И пора бы выйти на работу. Оплачиваемую работу — душеедка не считается, это был дурацкий благородный порыв.