Наступил 1879 год. Но все, кто был уверен, что и этот год протечет, как и прошлые, не принеся с собой никаких изменений в положении вещей, ошиблись. В течение первых же месяцев этого года доктор Бромлей и все остальные врачи лечебницы были поражены изменениями, проявившимися в психическом состоянии миссис Брэникен. Вызывающее отчаяние спокойствие, апатичное равнодушие ко всем мелочам материальной жизни постепенно сменялись весьма характерным оживлением. Выражалось оно не в виде припадков, с неизбежно следующим за ними состоянием еще большего угнетения духа. Наоборот, казалось, в самой Долли появилась потребность вернуться обратно к разумному человеческому существованию, в ней самой происходила борьба со всеми препятствиями для осуществления этой потребности. При нарочно устроенной встрече с детьми она обратила на них внимание, улыбнулась им.
Читатели помнят, что в первый период безумия, когда она жила в Проспект-Хауз, у нее также появлялись мимолетные признаки сознания, быстро исчезавшие с наступлением припадка. Теперь, наоборот, проблески эти сделались продолжительными. Долли прилагала все усилия к тому, чтобы найти в глубине своей памяти какие-то далекие воспоминания.
Неужели миссис Брэникен суждено было вернуть рассудок? Не предстояло ли ей снова пользоваться всей полнотой духовных сил? Увы! В настоящее время, без мужа и ребенка, следовало ли желать для нее этого почти чудесного выздоровления без опасения еще большего, чем в настоящее время, горя для нее?
Оставляя в стороне вопрос, представлялось это желательным или нет, врачи признали тем не менее возможность добиться этого результата. Все средства были приняты к тому, чтобы производить постоянные оздоровляющие толчки на психическое состояние миссис Брэникен. Признано было даже полезным перевести ее из лечебницы доктора Бром лея и поместить в Проспект-Хауз, в прежде знакомой ей комнате.
Когда этот переезд состоялся, она, видимо, осознала происшедшую в ее жизни перемену и проявляла, казалось, интерес к новым условиям своего существования.
С наступлением первых весенних дней — был апрель — возобновлены были прогулки в окрестностях. Несколько раз миссис Брэникен водили на песчаный берег, на стрелку Айленд. Она следила за кораблями, появлявшимися на горизонте, рука ее протягивалась к ним. Но она не проявляла более стремления, как это было ранее, бежать от доктора Бромлея, который сопровождал ее во время прогулок. Не было более признаков возбуждения от шума волн, покрывавших берег пеной.
Можно было предполагать, что воображение уносило ее по тому пути, по которому проследовал «Франклин», покидая Сан-Диего, как раз в то время, когда мачты его скрывались за высокими утесами. Да… быть может, это было и так!
И вот однажды уста ее внятно произнесли имя Джона!
Несомненно было, что недуг, которым страдала миссис Брэникен, был теперь в ином периоде развития, чем ранее, а потому было необходимо внимательно изучать его различные переходные фазы. Последовательно привыкая к новой своей жизни, она мало-помалу узнавала предметы, когда-то ей дорогие. Память возвращалась к ней в той среде, которая принадлежала лично ей. Так, начинал привлекать ее внимание висевший на стене портрет капитана Джона. Она ежедневно рассматривала его, с постоянно возраставшим вниманием, и на ее глазах появлялась иногда невольная слеза.
Если бы можно было думать, что «Франклин» не погиб, что Джон вдруг и неожиданно может предстать перед ней, о, тогда могло быть, что рассудок вернулся бы к Долли!
Но, увы, на возвращение Джона нельзя было рассчитывать.
Вся эта перемена, начавшаяся в Долли, побудила доктора Бром лея произвести над несчастной женщиной испытание в форме потрясения, которое, правда, могло быть и опасным. Он желал воспользоваться тем временем, пока еще замечаемое улучшение в состоянии здоровья больной не пошло вновь на убыль и больная снова не впала в то состояние полнейшего равнодушия ко всему окружающему, которое столь характерно проявлялось в продолжение целых четырех лет. Раз душа ее, казалось, способна еще проявлять себя при воспоминаниях о прошлом, необходимо было заставить эту душу пережить сильное волнение, хотя бы рискуя разбить ее окончательно и навеки. Но все, что угодно, можно было предпочесть дальнейшему пребыванию Долли в этом мраке, равносильном смерти.
Мнение это разделял и Уильям Эндру, который поддерживал доктора в его решении произвести последнее испытание.
Двадцать седьмого мая оба они прибыли в Проспект-Хауз за миссис Брэникен. В поджидавшем их у подъезда экипаже они проехали втроем через весь город на набережную, к пристани, от которой отходили паровые лодки, поддерживающие сообщение между городом и стрелкой Лома.
Доктор Бромлей не имел намерения восстанавливать во всей точности всю обстановку катастрофы, а хотел лишь перенести снова миссис Брэникен в то положение, в котором та находилась в ту минуту, когда ее разум был так внезапно поражен. Глаза Долли сразу чрезвычайно оживились. Видимо, она переживала сильное возбуждение.
В ней происходил какой-то перелом.
Доктор Бромлей и Уильям Эндру проводили ее до паровой лодки, и, едва вступила она на палубу, все поступки ее вызвали среди окружающих крайнее удивление. Повинуясь какому-то инстинкту, она выбрала как раз то самое место на скамейке лодки, которое занимала в день переезда по морю со своим ребенком на руках. Взоры ее обращены были в глубину бухты в сторону стрелки Лома, как будто она глазами искала «Баундари» на месте якорной стоянки этого судна.
Пассажиры лодки узнали миссис Брэникен, и все, будучи предупреждены Уильямом Эндру о предполагаемом испытании, переживали большое волнение. Неужели им предстояло быть очевидцами сцены воскресения, да притом — не тела, а души?
Само собой разумеется, заблаговременно были приняты все меры, чтобы помешать всякой попытке Долли кинуться в море в момент острого припадка умоисступления.
Прошли уже с полмили, а Долли не взглянула еще ни разу на поверхность воды. По-прежнему глаза ее были направлены к стрелке Лома.
Но вот она увидела торговое судно, появившееся у входного бакена и направлявшееся к месту своей стоянки в Карантинной гавани. Лицо ее преобразилось. Она приподнялась с места и следила за движением судна.