— Фу, классно! Я не думал, что с парнем будет так клёво! Как тебе, Кирюх?
— Да ну! Как вафлёры…
— Да брось ты!.. Главное, чтобы нравилось…
— Не, с бабой лучше…
— А кто спорит? Но раз баб нет…
— Ну да, раз баб нет…
Кирюха пошел умываться. Я было хотел еще раз вздрочнуть, но он быстро вернулся. Расставив шахматы, жестом показал на место напротив. Теперь ничто не мешало мне сосредоточиться на игре. Кирилл же, наоборот, видимо, переваривал происшедшее, застрявшее у него в глотке. Четыре раза он положил своего короля, прежде чем пришли предки. Смирнов налил мне „на посошок“, принял сам и опять завалился спать. Я попрощался с Кириллом, который к столу не вышел. Он сидел в спальне и учил химию, уперев взор в незнакомые мне формулы. Совсем как настоящие мужики, мы пожали друг другу руки. У дверей мамаша поинтересовалась, как успехи сына в шахматах. „Да сделал я его!“ — ответил я уже с лестничной площадки.
Тетка дрыхла. Я закрылся в номере и отдался мечтам. Привкус во рту возвращал меня в спальню Кирилла. Развалившись в ванной, я представил, что родители задержались, и мы с Кириллом продолжили свои вафлерские эксперименты. Вот он грубо переворачивает меня и резко вводит… Я чувствую огонь в заднице (пол-ладони блуждает внутри), а Кирюха исступленно дышит мне в шею, дрочит меня… И дрючит, дрючит, дрючит… Его „акселерат“ щекочет простату, идет дальше, скребя чуть ли не по сердцу… Еще немного — и я разорвусь пополам (ладонь полностью скрывается во мне). Кирюха кричит, я — тоже. Новая порция „сметаны“ расползается по воде… Не в силах вылезти из ванны, я лежу до тех пор, пока вода не становится холодной. В комнате повторяю. Теперь Кирюха дерёт меня стоя… Раком… Я еще раз кончаю и без сил валюсь на кровать…
Открыв глаза, я долго соображал, куда это черт меня занес. Первое, что сообразил — я в армии. Потом узнал гостиничный номер. Потом вспомнил вчерашний вечер… Бляха, так ведь точно доиграюсь!.. Мало мне сто двадцать первой, под которой хожу чуть ли не каждый день — а тут еще и совращение малолетних! А что, если у Кирюхи хоть немного язык подвешен? Или от предков никаких секретов? Или бдительная мамаша что-то узреет неладное в состоянии будущего офицера? Или… Фу, как страшно! А впрочем, чё я ссу? Минетик тем и хорош, что факт его недоказуем. Мало ли, что парень может выдумать? Хотя, о чем я думаю? Никому он не скажет! Такой стеснительный мальчишка, который тёлку-то поцеловать боится — а тут признаться, что в рот брал? Не-а! А вообще-то будет здорово, если он поступит в московское училище. Теперь он будет ходить ко мне в форме… И мы продолжим… И мы сделаем то, что чудилось вчера в ванной… Нет, он определенно поимеет меня когда-нибудь! Вот только уволюсь… Вот только он поступит…
Я позвонил в часть, разбудив дрыхнувшего за пультом Вовчика. Он не хотел идти звать Славика. Еще бы немного — и он послал бы меня, но я вовремя пообещал принести чебуреков. Чего только не сделаешь ради куска тухлого мяса в недожаренном тесте — Вовчик ракетой метнулся в спальню, и уже через полминуты Славик висел на проводе. Я уговорил его напроситься в увольнение. Через полчаса он позвонил мне и сказал, что уже имеет на руках увольнительную. Я пообещал подождать его внизу.
Славик сильно смущался, сидя в гостиничном ресторане. Заказывал только то, что можно было есть без помощи ножа. Коньяк вернул ему нормальное состояние. Тетке он понравился. Мне даже показалось, что она размечталась о чём-то… Месть моя последовала незамедлительно: пока она увлеченно ходила по торговым рядам рынка, пытаясь торговаться с поляками и покупая всякие там безделушки, я взял Славика под руку и незаметно увел с рынка: „Пусть себе тусуется на рынке! Пойдем, покажу тебе временное жилище“.
Едва не попавшись патрулю, мы забежали в гостиницу. Патрульные — химики, по-моему — немного постояли около входа в гостиницу и пошли обратно на рынок. Коньяк играл в голове всеми своими пятью звездами, мы стояли у окна, наблюдая за удаляющимся патрулем. Славик повернулся ко мне. Губы его заскользили по моей шее…
Славик классно смотрится на белоснежных (насколько это возможно в провинциальных гостиницах) простынях. Я облизываю его всего. Впереди у нас целый день… Целая вечность… Славик не может больше ждать. Он хочет кончить в меня… Я стою на коленях. Славик — за мной. Он научился входить в меня без моей помощи. Он кусает спину, потом переключается на ухо. То вдруг откидывает голову, загоняя в меня до предела… Потом опять кусает ухо, но уже другое. „Димочка, больше не могу… я… всё…“ Сперматозоиды обжигают меня внутри. „Малыш… зачем?.. рано еще… не выходи… давай… по новой… еби… еби…“ Я закрываю глаза, чувствуя, как Славиков конец вновь набухает внутри. Нет, это не он — это Кирюха трахает меня… Это всего лишь продолжение вчерашнего. „Давай, сильнее… рви… делай меня… Кирюх…“ Славик не может кончить. Ему мешает то, что я называю его Кириллом. Он вылезает из меня: