— Увидимся, — кивнув, парень скрылся, закрывая за собой дверь.
Вот и остались мы одни.
Что ж, мама, папа, я вас очень любила, хоть и не была самой примерной девочкой. Ладно. Сдаюсь. Я ей вообще не была. Возможно, даже не собиралась становится и, тем не менее, умирать мне пока ещё было рановато…
— Фролова, — повернул меня за плечи к себе лицом.
Я понуро опустила голову, полностью признавая свою вину. Спалилась. К слову, еще одно правило Ульки Фроловой: «Можно делать все — главное не спалиться!». Сегодня я его, разумеется, нарушила. Не то чтобы я раскаивалась, однако…
— Что мне с тобой делать? — обреченно вздохнул.
— Это все случайно вышло. Честное слово!
По статистике, когда человек говорит «честное слово» — в большинстве случаев он врет.
— Твоё «честное слово» и ржавого рубля не стоит.
Хм, а вот это уже обидно, между прочим! Ишь, ты какой!
— Что? Да я…
— Мы установили правила. Ты дала свое согласие, а теперь его нарушила.
— Да потому что ты — убийца настроения, — то ли алкоголь развязал мне язык, то ли это была последняя капля, но меня понесло, — не тусуешься, не веселишься. Да ты даже не трахаешься! Знаешь, это очень подозрительно для молодого парня. Любой другой был бы только счастлив, что ему попалась такая соседка, а не ханжа с прыщами, нулевым размером и плакатом Бибера на стене!
— Я не любой другой! — повысил тон. — Уясни это наконец! Я тебе не мальчик на побегушках, Фролова. В твои игры играть не буду. Хочешь со мной потрахаться? — сузил угрожающе свои щелки, от чего я отступила на шаг. Дыхание внезапно перехватило. — А ты уверена, что выдержишь?
— Ты что, мистер Грей? — стервозно вскинула бровь. — У тебя есть тайная комната со всякими прибамбасами? Давай, удиви меня!
— Настоящему мужчине, Фролова, не нужны никакие прибамбасы, — едко усмехнулся. — Впрочем, откуда тебе знать, как быть с мужчиной, а не с сопляком?!
Что? Что он сказал?! Вот козёл! Да у меня… Да я… И вообще!
— Мужчина, который не будет тебя пользовать, который будет интересоваться тобой, а не только твоими сиськами. Что ты знаешь о таком сексе?
В моем горле пересохло. Сглотнув, я заглянула в его синие омуты, которые были полны жажды, желания и… интереса?
— Я знаю, — буркнула себе под нос. И неважно, что его слова меня возбудили больше чем кто-либо и когда-либо. Совершенно, мать вашу, неважно!
— Нихрена ты не знаешь, — отпустил меня. — Если тебе так интересна моя личная жизнь, то я не трахаюсь, а занимаюсь любовью. В чистом её виде. А веселье для меня это не стадо тупой молодежи, что перебирается из вписки на вписку, нюхает дерьмо и запивает все это, чтобы потом лежать в ближайшем сортире и блевать.
— Никто не блевал.
— Потому что я рано пришел, — отрезал. — Думаешь, хоть кого-то из них волнуешь ты? Думаешь, им не насрать на тебя? Они все трусы. Сбежали, как крысы. Они даже не знают, что я могу с тобой сделать. Им наплевать. Они едут на другую тусовку, а завтра, даже если ты придёшь вся синяя, сделают вид что ничего не произошло.
Нет. Это абсурд. Что за вопиющий цинизм? Я в корне не согласна!
— Конечно, — обиженно насупилась я. — Лучше просто быть нелюдимым. Ходить с отмороженным лицом, а улыбаться только по праздникам.
— Улыбаться нужно, когда тебя что-то смешит, а не когда ты себя заставляешь, чтобы все видели, как тебе весело. Ты заложница чужого мнения, Ульяна, — разочарованно покачал он головой. — Тебе нравится образ плохой девочки. Нравится внимание.
Это абсурд! Я не могу больше слушать эту чушь!
— Пошёл ты!
Я обошла его, направляясь тяжёлыми шагами в комнату.
Тоже мне! Я не заложница чужого мнения! Мне плевать! Плевать на чужое мнение! Да что этот Синицын вообще о себе возомнил? Думает, что круче меня? Умнее? А вот шиш ему! Я вообще ни от кого не зависела. Вот.
Открыв дверь, обернулась.
— Ты просто зануда. Не ищи проблемы в других.
— А ты уходишь от проблемы, — парировал в ответ. — Для тебя есть только твое мнение и неправильное.
— Да пошёл ты! — второй раз в сердцах выплюнула и захлопнула со всей силы дверь.
Глава 12
Что ж, полагаю, у нас с Синицы холодная война. С самого утра мы не обмолвились ни словом, ни полсловом. Держали обидчивое молчание.
Ладно, обидчивое молчание держала я. Птичке, кажется, вообще было все по барабану. Не волновало его ни моё громкое топанье, ни недовольно сопение, ни короткая ночная рубашка, которую вполне можно было принять за пеньюар.