Я за этим варварским набегом на мои полочки наблюдала, скрепя сердце. Обувь мою аккуратно переставили друг на друга, отчего мне тотчас же поплохело. Пришлось половину убирать в шкаф, который, к слову, этот басурманин тоже потеснил своими шмотками. Хотя со мной ему, конечно, в модном приговоре не потягаться. Единственное, ирод, столик оставил целым и невредимым! Видимо, потому что места там для его двух одеколонов не осталось, ну они вполне себе поместились на полке в прихожей. Еще бы самого хозяина переместить в прихожую… на коврик.
Взбив подушку, откинула одеяло на кровати, пока Димка стелил себе в зале. Своими горючими слезами, я отвоевала - таки себе райский уголок. Подойдя к столику, любимым лосьоном увлажнила кожу, покрутилась у зеркала. И все-таки красивая, зараза! Я, конечно же! Встала боком, оттопырив попу, и ей уже кокетливо покрутила. Шлепнула на радостях свою любительницу приключений и застыла истуканом. Конструкция шевельнулась, занавеска упала, и нечто разноцветное вылетело, грозя мне вцепиться в лицо.
— Твою дивизию! — заверещала я, выбегая из комнаты. Это существо вылетело следом за мной.
— Сто-ять боя-ться! — странным голосом прокричало это вслед, а я со страху прыгнула в постель Синицы, пока тот ошалело наблюдал за мной.
— Эмиль! — крикнул пришедший в себя Дима, подскочил, ловя существо.
Услышав свое прозвище, зверюга прекратил метаться по комнате, опустившись на пол, начав надвигаться на меня.
Все, заклюет!
Сглотнув наблюдала за зверюгой, что прищурился и, клянусь своим лицом, мне оскалился.
— Убери это! — крикнула, прикрываясь одеялом и задом отползая на край дивана.
— Эмиль! — прикрикнул Синицын и животное остановилось.
Это был всего лишь попугай, сказал бы кто-то.… Однако мой дернувшийся глаз не даст соврать: эта демонова птица пыталась меня убить! А если не убить, так изуродовать.
— Ты зачем его выпустила? — строго посмотрел на меня сосед.
— Я? — ткнула на себя пальцем, — это? — уже ткнула пальцем в животного. — Да, твое животное меня чуть не порешило!
— Он просто хотел познакомиться, — закатил глаза парень. — Сестра уехала заграницу и оставила мне Эмиля.
Эмиль, надо же! Да какой он Эмиль! Емеля он и уголовник! Будто услышав мои мысли, попугай повернулся ко мне, клацнув своим клювом и, отшатнувшись, я грохнулась с дивана.
Сбоку раздался хохот, искренний и весьма неожиданный. Услышать, как Димка Синицын смеется, было моим заветным желанием, но исполнил он его отнюдь не вовремя.
Ржет! С меня! Меня, Ульки Фроловой! Гад!
Скрипнув зубами, я встала, отряхнула невидимые пылинки и гордо, выпрямив спинку, прошествовала мимо, закрыв дверь.
Ну, все, соседушка, я тебе такую жизнь устрою, что сам съедешь!
Глава 4
Проснулась, не от криков за стеной, не от того, что папина очередная крыса сбежала, а от вони. Вони гари, что нещадно щипала нос.
— Ёшкин кот! — поднялась на кровати, осматриваясь по сторонам. В комнате ничего не горело, а вот с кухни дым пробирался даже в комнату.
Мне хватило доли секунды, чтобы подорваться, накинуть на полупрозрачную сорочку халат и вылететь из комнаты.
Синицын, мать его за ногу, кашляя, открывал окна, на плите стояло нечто напоминающее угли, а перепуганная птица сидела на холодильнике почти под самым потолком, словно это из нее пытались приготовить завтрак. М-да, картина маслом…
Глаз дернулся, кулачки сжались, а мой тяжелый вздох был красноречивее всяких слов. И в выходной поспать не дадут, ироды! Уже переехала, так и тут сюрприз. Получите, распишете-с! И чего ему, спрашивается, не спится-то?!
— Синицын, — обманчиво спокойно начала, — ты что спалить нас живьем решил?
— Нет, — сухо бросил.
Подошел к своему неудавшемуся блюду и, скорчив кислую мину, бросил сковороду в мойку.
Я, облокотившись на дверь и сложив руки под грудью, не без удовольствия стала наблюдать, как тот самый непобедимый гонщик «счастливчик» не может победить одну несчастную сковородку. Не по Сеньке шапка оказалась! Моющего слишком много, пены через край, а сам, забрызгав себя, он хмуро и натужно драил сковородку. Впрочем, как мне показалось, за своей хмуростью он скрывал смущение.
— Отойди, — подойдя к нему, оттеснила бедром, забрала губку и принялась за сковородку.Ъ
На секунду вдруг показалось, что лицо Синицы озарилось благодарностью, но уже через миг оно было, как и всегда, мрачно отстраненное. Тихо почти неслышно, он буркнул: