— А это не будет являться вторжением в чужую квартиру?
Элис вздыхает, насыпает в тарелку овсянку и довольно громко выдает:
— Это моя квартира. Это моя машина. Мой дом, моё имущество, моя одежда и мои вещи. Джаред — тунеядец. Он должен сказать мне спасибо за то, что я… Вообще за то, что я есть. Хотя… К черту его благодарности. Он не стоит меня. Никак не стоит.
— Кажется, я начинаю всё больше и чаще узнавать в тебе свою Элис, Мартышка, — усмехается Баки, оборачиваясь и лучезарно улыбаясь Роджерс. Она так же улыбается в ответ, опуская глаза и поправляя длинные белокурые пряди. У неё в голове возникает мысль сделать их короче, чтобы, так сказать, «отрезать» всё отвратительное и неприятное. Джаред часто гладил её по волосам, часто рылся в них, его руки постоянно пахли сигаретами или спиртом, были смазаны вазелином или просто были жирными, какими-то противными, и каждый раз после того, как Элис ходила к парикмахеру, чтобы подровнять концы или сделать укладку, Джаред бил её полотенцем, внутри которого было мыло — и больно, и синяков не остается. Роджерс теребит в руках концы своих волос, которые уже сейчас были почти до пояса, и проверяет готовность овсянки, а после присаживается за стол к отцу и подруге.
— Кстати, мне бы ещё… хотелось подстричься.
— Как коротко? — интересуется Барнс, зарываясь рукой в свои волосы и чуть вороша их.
— Совсем коротко. До плеч.
Мишель смотрит на Элис с одобрением в глазах и расплывается в улыбке, и кажется, что одна из её сестер точно так же отреагировала на это предложение. Да, у Элис есть семья — и всегда будет семья. Она никогда не останется одна, если сама того не захочет.
Квартира за те две недели, что Элис там не было, заметно видоизменилась — везде были битые тарелки, куски стекла и кровь. Открыв дверь, девушка вздохнула и упала на колени, в итоге разбив их в кровь. Локи поспешил поднять её с колен, поставить на ноги и успокоить, но, кажется, её бы это особо не помогло — она кричала в истерике, прижималась к нему, цепляясь руками за пальто, говорила, что без неё он вконец обезумеет, и лучше её остаться с ним, но в конце концов, какой-то стержень внутри неё, словно хлесткий удар по щеке, приводит её в чувства, возвращая к уверенному и четкому пониманию того, что Джареда пора оставить в прошлом, забыть его, выкинуть, отрезать от себя, как сегодня утром она отрезала большую часть своих волос — без капли жалости и сожаления.
Тихо, словно на поминках, Элис переговаривалась со своей группой поддержки, бросая им какие-то вещи, которые ей было бы жалко оставлять тут, в тех «хоромах», что для себя устроил её муж… в скором, бывший муж. Она нашла браслет с адресом и контактными данными Стива на случай, если она потеряется, она нашла свой личный дневник, тетрадь, которую она в шутку подписала как «Элис Лафейсон», платье, на котором она была на выпускном… Последнее, почему-то, она решила забрать с собой — пусть и никаких хороших чувств оно у неё не вызывало. Роджерс решила оставить его на тот случай, если оно пригодится одной из её дочерей, или ей самой, чтобы те следы от слез, которые когда-то она на нем оставила, превратились в следы от вина или, на крайний случай, водки или пива. Вдруг, что-то коснулось волос Элис, аккуратно зачесанных на правую сторону. Она оборачивается и видит за своей спиной Локи, который смотрит на неё до безумия влюбленным взглядом, таким, будто Элис — произведение искусства в Лувре, а не просто человек.
— Тебе идет, — он отмечает легкие кудряшки на её ещё влажных волосах, зарывается в них пальцами и целует в лоб, на что Элис сладко мурлычет, наконец-то широко улыбаясь ему. На пару мгновений трикстер ощущает, что та Элис, которой она была пару лет назад, возвращается. Он чувствует в её смехе какую-то надежду, в глазах без проблем читает надежду, а в её руках, которыми она поправляет ему воротник, какую-то безмерную заботу, уважение, благодарность, и… любовь.
— Спасибо, солнце, — ей очень нравится называть его «Солнцем». Роджерс окидывает взглядом комнату, словно в поиске чего-то очень важного… Она волнуется, теребя прядь своих волос, и отстраняется от возлюбленного, направляясь в сторону тумбочки. Локи наблюдает за ней, изучает каждое движение, каждое вздрагивание морщинки возле глаз, и видит, что она, кажется, нашла, что искала. Роджерс снимает с пальца обручальное, золотое, неудобное и жмущее кольцо, и из-за её неуклюжести оно летит в другой конец комнаты, но она лишь машет на него рукой, мол, не столь важно, а потом садится на пол, опирается спиной на двуспальную, жесткую кровать, и надевает на безымянный палец левой руки. Она поднимает голову, поджимая ноги под себя, и смотрит в глаза Локи, в надежде увидеть на его лице одобрение.
— Почему сразу так не сделала? — он подходит к ней и предлагает подняться, но Элис мотает головой, поправляя короткие светлые волосы, и уверенно отвечает ему:
— Меня долгие годы убеждали, что тебя в моей жизни больше не будет — ни живого, ни мертвого. Представь, с каким треском это все разрушилось, когда я увидела тебя.
— Ты своим глазам не верила.
— Я думала, что сошла с ума. А Джаред всё это время был… наверное, чем-то вроде вещи, которая гвоздями приковывает меня к реальности, и иногда душит. Зато по-настоящему, а не изнутри.
Трикстер поворачивается лицом к стене, на которой висят фото с медового месяца Элис и Джареда. Старая традиция — видимо, Купер-Смит страсть как старомоден и глуп, раз в квартире, в которой он живет, фото висят на стене в рамке, а женщина — вещь, которую можно использовать, как половую тряпку или предмет для срыва своей злости.
— Извини, что заставил так долго ждать.
— Я понимаю тебя, Локи. Я прощаю тебя. Хотя… я и не злилась. Я уже давно говорила тебе, что принимаю все твои грехи, и в случае чего, не предам тебя. Это мне надо стоять на коленях и умолять у тебя прощения. Я… Я просто монстр.
— Прекрасный монстр, — он улыбается и смотрит ей в глаза, а потом опускает голову и выходит из комнаты.
Сразу после этого слышится звук ключей, открывающих замок. Баки и Стив замирают, Мишель выгибает бровь, а Питер явно готовится убивать любого, кто обидит Элис — словно младший брат, тянущийся оберегать от всего свою старшую сестру. Роджерс заваливается к комнату последней, прорываясь через Баки и Локи вперед, и видит его: пьяного, всего исколотого и побитого, грязного до безумия, с бумажным пакетом в руках. Элис смотрит на него с осуждением, а Локи — с ненавистью, и на секунду взглянув на него, замечает, что сейчас трикстер рванет навстречу Купер-Смиту, но рывком останавливает его, бросив грозный взгляд.
— Элис… Зайка моя… — игриво и невнятно произносит Джаред, наваливаясь на Элис. В то же мгновение его отдергивает за капюшон Баки, полностью избавляя Элис от его прикосновений. — Какого хуя-я-я ты подстриглась? — он тянет гласные, пока Мишель явно сдерживается от того, чтобы не накинуться на него и не вырвать язык. — Ты пер-р-риодически забываешь, я смотрю, что мы с этим дел… — он икнул, а бумажный пакет выпал из рук. Из него вывалились полуфабрикаты, и Роджерс взглянула на Лафейсона, который, если вырвется, то без убийства не обойдется.
— Не забыла она, — рявкает Питер. — Она помнит это, будто это вчера было. Попробуй забыть поступки таких животных, как ты, Джаред… А ведь именно это тебе и светит.
— Мне? Срок?! Просто за то, что я её утихомиривал?! — Купер-Смит старается отдернуться, но его останавливает удар в челюсть — и он буквально падает между Баки и Питером, лишаясь, как минимум, трех зубов.
— Разучилась? — спрашивает Мишель, подходя к валяющемуся на полу мужчине. Она хмыкает, и одним ударом ноги ломает ему нос, забывая, кажется, что она в белой обуви. — Вот как надо, Роджерс! Приступай!
— Угомонитесь! — воскликнул Стив, пытаясь удержать Локи на месте, чтобы тот точно не кинулся на Джареда с ножом. — Просто тихо уходим. С вещами Элис. Принцесса, всё взяла? — ласково добавляет Стив, поглаживая Элис, которая точно вошла во вкус, по плечу.
Девушка кивает и, шмыгая носом, наносит последний удар между ног — и Купер-Смит взвывает точь-в-точь так же, как выла Элис тогда, когда о её плечо разбивалась гитара. Девушка выдыхает и уходит прочь из того места, что она называла домом.