Ее взгляд скользит по моей груди, обтянутой футболкой.
— Не знаю.… С того места, где я стою, все выглядит довольно привлекательно.
Теперь у меня румянец на щеках.
Сотни женщин ежедневно хвалят меня, и, если уж на то пошло, это чертовски раздражает, но, услышав эти слова от этой женщины, я испытываю совершенно противоположный эффект.
Я отправляю в рот остатки своего мороженого.
Она все еще лениво меня осматривает, и, черт возьми, я не могу с этим справиться.
— Продолжай так на меня смотреть, и твой муж будет недоволен тем, что произойдет дальше, — предупреждаю я ее.
Ее глаза встречаются с моими и расширяются, когда она понимает, на что я намекаю.
— Может, мне лучше уйти...
Я хватаю ее за запястье, когда она пытается пройти мимо меня, и она останавливается, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными неуверенности.
— Не уходи, — бормочу я. — Пожалуйста.
Ее уход — это последнее, чего я хочу. У меня не так много друзей, но я чувствую, что она нужна мне. Хотя бы еще на несколько часов.
— Прости, — шепчу я.
Она переводит взгляд с моего лица на то место, где моя рука держит ее за локоть.
Она проводит рукой по моим пальцам и вверх по обнаженному предплечью, оставляя за собой дорожку из гусиной кожи.
— Я играю с огнем, думаю, мы оба это знаем. — Ее голос едва слышен, но я слышу каждое слово так, словно от этого зависит моя жизнь.
— Я люблю огонь, — бормочу я.
— Но кто-то всегда обжигается.
Я так сильно хочу наклониться и поцеловать ее, но знаю, что не могу. Я понимаю, о чем она говорит.
Она чувствует это — что бы ни происходило между нами, — но она не собирается реагировать на это, и я тоже не могу. Я перешел черту.
Я отпускаю ее руку.
— Я буду вести себя хорошо, — обещаю я ей. — Просто останься.
Ее рука опускается с моей кожи, и она вздыхает.
— Ты действительно привык получать то, что хочешь, не так ли?
Однако я не получаю того, чего хочу. И должен признать, что это горькая пилюля, которую приходится проглатывать.
— Я избалованный богатенький ребенок, — пожимаю плечами. Я пытаюсь поднять ей настроение, и, должно быть, это срабатывает, потому что я вижу, как на ее губах появляется намек на улыбку.
— Ты действительно такой. — Она закатывает глаза, и для такого детского жеста это выглядит чертовски сексуально.
— Итак, куда ты поведешь меня дальше? — Спрашиваю я, пытаясь нащупать почву и попытать счастья.
Она не отвечает несколько секунд, и я почти физически вижу, как она внутренне спорит сама с собой.
— Как ты относишься к рыбе?
Она поворачивается и медленно идет в том направлении, откуда мы пришли. Я следую за ней, радуясь, что она больше не говорит о своем уходе.
— Есть или ловить?
— Есть… Хотя, я, наверное, могла бы пригласить тебя попробовать поймать одну, если хочешь. — Она морщится, когда спрашивает.
— Я пас. — Я усмехаюсь. — Я никогда не был большим охотником-рыболовом.
— О, слава Богу. Я не уверена, что смогла бы съесть одну из них, если бы мне пришлось убивать ее самой. — Она вздрагивает, и я громко смеюсь над ее очевидным отвращением к убийствам.
Она заставляет меня улыбаться. Все, что она говорит, вызывает у меня глупую ухмылку на лице.
— Итак, с обедом решено. Но куда еще я могу тебя сводить... — Она морщит нос, размышляя, и я не знаю, что, черт возьми, со мной происходит — я превращаюсь в полного идиота из-за этой женщины, — но это действительно самая милая вещь, которую я когда-либо видел.
Я почти хочу познакомиться с этим парнем, Харви, ее мужем, просто чтобы убедиться, что он понимает, как ему чертовски повезло, что он может засыпать рядом с ней каждую ночь и просыпаться рядом с ней каждое утро. Но почему-то я не уверен, что встретиться с ним лицом к лицу было бы лучшей идеей.
Она не похожа ни на кого, кого я встречал за долгое время. Она настоящая, а там, откуда я родом, не осталось ни капли настоящего.
Все чего-то от меня хотят. Даже моя команда — люди, которых я нанимаю, — они в моей команде, но им всегда нужно, чтобы я что-то сделал. Всегда кому-то что-то нужно от меня... но не Блэр. Она даже не попросила меня сфотографироваться, а для девушки, признавшейся в своей фанатичности, это очень важно.
На самом деле, думаю, единственное, чего она действительно хочет, — это чтобы я ее не привлекал. Мне доставляет огромное удовлетворение то, что у нее явно ничего не получается. Даже если это ни к чему меня не приведет.
Мы молча возвращаемся к тому месту, где она припарковала свою машину, и всю дорогу я сопротивляюсь желанию взять ее за руку.
— Ой! Я знаю, куда нам нужно пойти, — гордо объявляет она с радостной улыбкой на лице.
И вот я снова улыбаюсь. Боже. Я дурак.
— Запрыгивай, — подсказывает она, нажимая кнопку разблокировки на своих ключах.
— Обычно люди не говорят мне, что делать, — подстрекаю я ее, и на моих губах появляется ухмылка.
Она приподнимает бровь, глядя на меня.
— Я не люди, а теперь садись в машину.
— Да, мэм. — Я киваю, и моя улыбка становится шире.
— Эта чертова ухмылка, — бормочет она себе под нос, но достаточно громко, чтобы я услышал, когда она садится на водительское место.
Я захлопываю дверцу и жду, когда она скажет, куда мы едем.
Она что-то делает в своем телефоне, прежде чем самодовольно улыбнуться самой себе и положить ярко-розовый телефон на центральную консоль.
— У тебя нет телефона? — спрашивает она меня, заводя машину.
— Нет. Ну, полноценного... у меня нет роуминга, поэтому я могу проверять электронную почту, только если в отеле есть Wi-Fi.
Она смотрит на меня с недоверием.
— Ни звонков, ни сообщений? — Я качаю головой.
— Но что, если ты кому-то понадобишься?
— Переживут. Я актер, а не нейрохирург.
— Ты забавный.
Мне хочется пошутить в ответ и сказать ей, что она красивая, но я этого не делаю. Я не хочу, чтобы она высаживала меня и уезжала, поэтому я закрываю рот.
— Вообще-то, мне нужно проверить электронную почту сегодня вечером; мой менеджер начинает немного нервничать из-за того, что меня так долго не было. Он становится сварливым старым брюзгой, когда не в курсе дела.
— Он знает, где ты?
— Понятия не имеет.
— Самоуверенный, — замечает она, приподнимая брови.