— Ну так отдай другим. По какой причине медлишь? У бедного мальчика не разделенная любовь?
Логично. Если я напоминала «тварь» по его словам, значит, неизвестная девушка разбила мужское сердце. У меня тоже разбито, мной и вовсе попользовались для успокоения и выкинули, но разве я злюсь на мужской пол? Я даже на Сашу не злюсь, только разочарована трусостью — не нашел смелости объясниться.
— Давай обниму… утешу… поглажу бедняжку! — предложила с сарказмом, протянула руки к нему, намекая, чтобы подполз по простыням прямо в объятия. — Теперь я поняла, почему не даешь к себе прикасаться. Она последняя, кто прикасался и таким образом ты хранишь ей верность?
После этой фразы прекратила нести чушь и издеваться, представила ему право ответить, но тот не соизволил. Максим не пробиваем, не злится, уголок губ все также надменно опущен вниз и зрачки «бегали» туда сюда, рассматривая меня, злую от несправедливости, прижатую буквально к стене комнаты и доведенную до дрожи.
— Неудачная первая любовь случается у каждого второго и люди от этого не наказывают друг друга… — добавила, но смолчала о своей первой любви, зачем ему это знать?
— Значит я слабее, чем остальные люди, потому что мне хочется наказать.
Удивленная признанием Максима в слабости, я не нашла слов и гадала, где же грозная аура самца? Ведь каждый жест должен излучать самоуверенность и непоколебимость? Как бы глупо не звучало, но признаться в слабости — это смело.
Максим продолжил объяснять:
— Если бы хотел, то испортил тебя еще в твои шестнадцать лет. Но что-то остановило, подсказало, что ты чуть лучше своих одноклассниц-«прошмандовок», поэтому отпустил не тронутой и напоследок пожелал не попадаться на глаза.
Испортил? Не тронутой? Это он о девственности? Это настолько было очевидно?
— Но второй раз… — покачал головой, отрицая действие. — Второй раз я чисто физически не могу отпустить. Мне необходимо для практики… для более подробного изучения этого процесса завести куклу. Ты единственная, которая мне интересна для игры. В конце концов, хочу получить удовольствие, а не злиться от того, что вынужден этим заниматься.
Он собрался уходить и оставить в одиночестве, но мои поспешные слова догнали его возле стеклянных дверей, ведущих с балкона в жилую комнату:
— Бонифаций…? — остановился возле двери, пальцы его замерли над ручкой. Словно произошел оглушительный выстрел мужчина застыл без движения.
— Ты знаешь… кто такой Бонифаций?
Эта фамилия или кличка просверлила дыру в голове. С первых дней, как прилетела на остров — в это логово, она постоянно всплывала: неизвестный парень искал меня; он же поиздевался над Мэри и опозорил подругу на весь университет; по его приказу Кабан развлекался с нами в бассейне.
В мыслях кровавыми чернилами выгравировано это имя. Оно терзает.
Максим развернут боком, но я увидела как появились первые признаки улыбки. Мужские плечи задрожали от смеха.
Второй раз видела его смех, второй раз.
— Ты его знаешь? — озарила догадка.
Максим развернулся и засмеялся, глядя на меня, зрачки сузились в маленькие точки, в которых купалось наигранное веселье.
— Я его знаю? — спросил недоумевающе у себя же и ткнул пальцем в голую грудь. Протер запястьем губы, словно смахивал пылинки, или чесал. За маской веселья скрылась холодная ярость, судя по напрягшимся венам на руках и груди. — Я презираю весь род Бонифациев!
Максим резко присел на кровать рядом со мной. При желании мог прикоснуться к обнаженным коленями, но вместо этого начал разговор:
— Знаешь, кого благодарить за пребывание здесь, — пальцем указал на простынь, сминая и раздавливая ее. — Августина Бонифация — главу рода Бонифациев!
Говорил естественно не о кровати, а об острове и жителях.
— Любишь сказки? Я расскажу по секрету одну страшилку. Когда-то давным давно… еще во времена великой войны… примерно сто лет назад… на южных землях были широко распространены Лагеря смерти*. Слышала о таком или для девочек — это слишком жестокие темы? Война и смерть?
— Слышала. Геноцид слабых южных племен? Газовые камеры?
Максим кивнул, признавая правоту:
— Замечательные место. До сих пор сохранены подобные лагеря смерти, особенно в южных землях.
Максим придвинул лицо и пристально посмотрел в глаза, насколько это возможно близко, чтобы наше дыхание разделилось одно на двоих.
— Там обожают делать опыты на людях, например, инъекции препаратов в глаза, с целью посмотреть насколько лекарство улучшит качество зрения. Есть вероятность умереть, а есть — выжить. Возможны дефекты даже при положительном результате исследования, такие как изменение цвета зрачка при разном освещении и градус «видимости» сокращен. Если обычные люди боковым зрением видят почти сто восемьдесят градусов, то испытуемые обхватывают около ста-ста двадцати градусов, за счет этого, когда хочешь стрельнуть чем-нибудь уродцу в глаз, порой косишь и попадаешь не в того, в кого жаждешь…