Грейтхауз протянул руку, взялся за кружку.
— Одну минутку, сэр, — остановил его Скелли. — Вы же сказали, чтобы налить вам лучшего? Так позвольте же сдобрить его для вас. — Он подался вперед и пустил в кружку длинную, вязкую, коричневую слюнку. — Вот, сэр. — Он снова осклабился своей дьявольской улыбкой. — Либо пейте, либо давайте посмотрим, как будет это пить ваша ворона.
Грейтхауз смотрел в упор на кружку.
— Хм. — Левая бровь — та, что со шрамом от разбитой чашки — стала подергиваться. Какое-то время Грейтхауз молчал. Кумпол начал хихикать, а дама просто тряслась от мелкого сдавленного смеха. Диппен Нэк сгреб одной рукой фонарь, другой свою полицейскую черную дубинку и попытался встать, но третьей руки для опоры у него не было, а потому ничего из этой попытки не вышло.
— Хм, — повторил Грейтхауз, рассматривая пузырящуюся пену в своем стакане.
— Пейте, пейте! — ободрял его Скелли. — Пройдет гладко, как кусок дерьма. Верно, ребятки?
Надо отдать должное здравому смыслу публики — никто не поддержал.
Грейтхауз убрал руку от кружки. Посмотрел Скелли прямо в глаза.
— Боюсь, сэр, мне уже не хочется пить. Прошу прощения, что вторгся к вам, и хочу лишь, с вашего разрешения, получить свою монету обратно, поскольку так и не попробовал вашего… лучшего.
— Нет, сэр! — Улыбка исчезла, будто стертая тряпкой. — Стакан этот ваш, вы за него заплатили — монета моя!
— Но вы же, без сомнения, можете перелить из кружки в бутылку. Как наверняка делаете, когда ваши клиенты… не в силах допить свою порцию. Так что я просто беру свою монету и оставляю вас с миром.
Он потянулся к ящику с монетами, и Мэтью увидел, как дернулось у Скелли правое плечо. Рука этого гада нашла под стойкой топор.
— Хадсон! — крикнул Мэтью, чувствуя, как стучит в висках кровь.
Но большая рука продолжала движение. Грейтхауз и Скелли смотрели друг на друга, схваченные тисками борьбы воль — одна рука тянулась к ящику, другая была готова отрубить ее у запястья.
Без особой спешки Грейтхауз опустил руку в ящик и коснулся монеты пальцами.
Трудно было сказать, что произошло потом, потому что произошло оно с такой быстротой и яростью, что у Мэтью все слилось и размылось, как во сне — будто он зашатался от одного только запаха бренди.
Он еще успел увидеть, как взметнулся зажатый в руке Скелли топор, как блеснул отсвет лампы на острие, успел подумать, что Грейтхаузу придется пропустить следующий урок рапиры. Топор взлетел до вершины своего пути, Скелли сжал зубы, готовый обрушить его вниз, прорубая мякоть, жилы и кости.
Подальше все было размыто — лезвие топора не нанесло удара.
От двери раздался звук, будто приспешники сатаны лязгают кандалами. Мэтью обернулся и увидел, как Зед раскручивает цепь, сорванную с крюка в потолочной балке. На цепи все еще болтался фонарь, когда Зед размахнулся — описавшая круг цепь лязгнула, намоталась на поднятую руку, лампа ударила Скелли посредине бороды с такой силой, что разлетелись стеклянные стенки. Тут же стало ясно, что живущий в лампе огонек очень даже не прочь полакомиться нью-йоркской грязью, сдобренной набранными за неделю каплями бренди, и пламя принялось пожирать бороду с жадностью уличного пса, стащившего баранью котлету. Искры взлетели роем, а Зед уперся покрепче башмаками, и рывок цепи перетащил старого мерзавца через стойку так легко, как пойманного сома через борт лодки. Единственная разница, что у этого сома еще были бакенбарды.
Скелли приземлился на пол, лязгнув зубами, что, возможно, даже украсило его оскал. Но и с полным крови ртом он не выпустил топора. Зед стал подтягивать его к себе, перехватывая руками. С жутким треском на невольнике лопнул пиджак, открывая надувшиеся мышцы спины. Рывком поставив Скелли на ноги, Зед наклонился, выхватил у него топор и небрежно, как бросает камешки ребенок, всадил лезвие в ближайшую стену.
Очевидно, подумал Мэтью, некоторые рождаются дураками — иначе не объяснить, почему даже после такой демонстрации силы двое рабочих набросились на Грейтхауза сзади.
Они обрушили на него вихрь кулаков и взрыв проклятий, но Грейтхауз смахнул с себя противников одним презрительным пожатием плеч. Однако вместо того чтобы вбить их в пол, как ожидал Мэтью, он попятился. Рабочие невероятным образом просчитались в оценках и бросились за ним, оскалив зубы. Пьяные глаза горели огнем.