Сегодня вечером он начинает читать новую сказку в стихах. Он, будет читать ее вплоть до Рождества и даже больше. Быть может, она будет удачной, и это поможет ему забыть неприятный эпизод, выбивший его из колеи.
"Благодарение", к счастью, прошло.
Мы ели индейку и пили вино,
- Смотри, а ведь они рифмуются! - с восторгом воскликнула Шарлотта.
- Ш-ш-ш-ш-ш, - остановила ее Эмили. Правил, регламентирующих отведенное на чтение сказки время, было немного, но они были строгими, и одно из них предписывало девочкам не прерывать рассказчика на полуслове или, если это были стихи, на середине строфы. Правила поощряли их желание повторить прочитанное, разрешали реагировать на него, но и рассказчик должен был пользоваться подобающим уважением. Он начал снова.
"Благодарение", к счастью, прошло.
Мы ели индейку, и пили вино.
Салат и картофель, цыплят и котлеты,
Бисквиты, торты, пирожки и конфеты
Все, не жалея наш бедный живот,
Мы отправляли пригоршнями в рот.
<Здесь и далее перевод стихотворений Н. Ораф>
И столько мы съели колбас и грудинки,
Что даже уже не влезаем в ботинки.
Девочки хихикали как раз в тех местах; где он этого ожидал, и Марти с трудом удерживался от того, чтобы повернуться и посмотреть, понравились ли стихи Пейдж, ведь она тоже слышит их впервые. Но Марти знал, что автор, который, в предвкушении аплодисментов, не может дочитать свое произведение до конца, не достоин похвалы. Он знал, что успех может принести только несгибаемая вера в него, не важно, была ли она притворной или настоящей.
Но на пороге стоит новый праздник,
Это не день Всех Святых и не Пасха.
Дня веселей не найдешь в целом свете,
Мы дарим подарки и взрослым, и детям.
Что же за праздник, чье время пришло?
Ну, подскажите же мне...
- Рождество! - в рифму произнесли Шарлотта и Эмили, и эта их немедленная реакция подтвердила, что его чары подействовали.
Гирлянды и свечи достанем мы с полки,
В гостиной поставим огромную елку,
Повесим шары, мишуру и хлопушки
И, чтобы никто не задел их макушкой,
Под потолок, туда, где видней,
Много красивых цветных фонарей.
Мелкой щебенкой присыпем дорогу,
Чтоб Санта-Клаус не вывихнул ногу,
Не поскользнулся во время пути,
Прямо до нас смог спокойно дойти.
Он посмотрел на девочек. Казалось, их лица сияют.
Не сговариваясь, они в один голос попросили:
- Продолжай! Продолжай!
Боже, как ему это нравилось. Ему нравились они. И если рай все-таки существует, то он сейчас здесь, в этой комнате.
О Боже, какое известье пришло!
Боюсь, нам испортили все Рождество.
На бедного Санту злодеи напали,
В рот сунули кляп и руки связали,
Похитили сани, мешок отобрали,
Кредитную карточку Санты украли,
И скоро счета его опустошат,
А помощь окажет им злой банкомат.
- О, - произнесла Шарлотта, залезая под одеяло - это становится страшным.
- Конечно. Ведь это написал папа, - ответила Эмили.
- Что, будет очень страшно? - спросила Шарлотта, натягивая одеяло до подбородка.
- Ты в носках?. - спросил Марти. У Шарлотты мерзли ноги, и она обычно надевала на ночь носки.
- Носки? - спросила она. - Да. А что? Марти наклонился вперед и, понизив голос до шепота, сказал:
- Эта сказка будет продолжаться до самого Рождества, и вы еще не раз напугаетесь до смерти. И он скорчил страшную гримасу. Шарлотта натянула одеяло до носа. Эмили хихикнула и потребовала:
- Папа, давай дальше.
Откуда-то сверху, от самого солнца,
Несется серебряный звон колокольцев.
Зигзагами мчится оленья упряжка,
Как будто летать разучились, бедняжки,
И правит санями, насколько мне видна,
Возница ужасно зловещего вида:
Вместо улыбки - оскаленный рот,
Если он - Санта, то Санта не тот.
Слышится хохот, и гогот, и вой,
Он машет руками, он брызжет слюной
И, в довершенье всего беспорядка,
Мелко трясется, как будто в припадке.
(Если приметы вам встретятся эти,
Срочно звоните в полицию, дети!)
- О, Боже, - выдохнула Шарлотта, натянув одеяло почти до глаз. Она говорила, что не любит страшных историй, однако, если в сказке не было ничего пугающего, она первая же и жаловалась на это.
- Итак, кто же это? - спросила Эмили. - Кто же все-таки связал Санта-Клауса, ограбил его и укатил в его санках?
Прячась под маскою доброго брата,
Близнец Санта-Клауса едет к ребятам.
Этот мошенник и злобный проказник
Хочет испортить рождественский праздник,
Мамы, смотрите, чтоб к вам не проник
Доброго Санты ужасный двойник.
Крепче заприте и выход, и вход
И не забудьте заткнуть дымоход.
- У-ух! - вскрикнула Шарлотта и с головой скрылась под одеялом. Эмили спросила:
- Почему двойник Санта-Клауса такой злой?
- У него, наверное, было трудное детство, - ответил Марти.
- А может, это у него врожденное? - проговорила Шарлотта из-под одеяла.
- Разве люди могут рождаться плохими? - удивилась Эмили. И, не дожидаясь ответа Марти, она ответила:
- Да, конечно же, могут. Некоторые ведь рождаются хорошими, как ты и мама, поэтому кто-то должен рождаться плохим.
Марти упивался реакцией девочек на его стихи. Как писатель, Марти собирал и записывал слова девочек, ритм их речи, выражения. Он берег эти записи до того дня, когда они ему могут понадобиться для какой-нибудь сцены в романе. Он предполагал, что использовать своих, детей в корыстных целях было не очень этично, но ничего не мог с собой поделать. Его первоочередным долгом отца было сохранить все это в памяти, потому что он знал, что наступит время и эти воспоминания будут тем единственным, что у него останется от их детства, а он хотел помнить все, до мельчайших подробностей.. Очень четко. Хорошее и плохое. Простые моменты и важные события. Он не хотел растерять ни одной детали, так как все было очень дорого ему.
Эмили спросила;
- У двойника Санта-Клауса есть имя?
- Да, - ответил Марти. - У него есть имя, но вам придется подождать до следующего раза, чтобы узнать его. А на сегодня хватит.
Шарлотта высунула голову из-под одеяла и вместе с Эмили стала просить Марти повторить первую часть сказки, как он и надеялся. Даже после второго прочтения девочки еще не смогут угомониться и заснуть. Они попросят его почитать в третий раз, и он согласится, так как знает, что к этому времени они уже будут знать текст наизусть и вскоре успокоятся. Позже, к концу третьего чтения, они либо будут уже крепко спать, либо будут настолько сонными, что вот-вот заснут.
Начав читать сказку сначала, Марти услышал, как Пейдж повернулась и пошла к лестнице. Она будет ждать его в гостиной. В камине, скорее всего, будут потрескивать поленья, а на столе стоять бутылка красного вина и какая-нибудь снедь, и они, уютно устроившись на софе, будут делиться друг с другом событиями дня.
Каждые пять минут этого вечернего времени, сейчас и позже, для Марти интереснее любого кругосветного путешествия. Он был неисправимым домоседом. Прелести семейного очага прельщали его больше загадочных песков Египта, блеска Парижа и тайн Дальнего Востока, вместе взятых.
Подмигнув девочкам и вновь начав чтение сказки, он на какое-то время забыл, что случилось с ним днем в его кабинете и о том, что на святость и нерушимость его жилища кто-то покушался.
* * *
В "Блу лайф лаундж" на стул рядом с киллером опускается женщина. Она не так красива, как танцовщица, но достаточно привлекательна для его целей. На неи рыжие джинсы и плотно облегающая тело красная майка. Он принял бы ее за очередную посетительницу, если бы не знал этот тип женщин - низкопробная Венера с задатками врожденного бухгалтера.