И лишь с помощью «позаимствованного» особого восприятия совы у меня получилось найти путь вперёд и не удариться головой об очередную стенку или откуда-то взявшуюся балку над головой. Едва уловимый поток ветра, добравшийся из недр этой слишком большой изнутри башни, привёл меня к кабинету местного господина.
Само помещение выглядело не особо богатым, но довольно примечательным. Оно могло спокойно сойти за простой рабочий кабинет какого-нибудь очень успешного и богатого библиотекаря, посвятившего жизнь собиранию знаний.
Бурые стены, уставленные высокими деревянными книжными полками, где также хранилось немало свитков и даже каменных скрижалей. Их здесь было столько, что маленький рабочий столик, освещаемый тусклой свечой, за которым сидел седовласый старик, казался совсем крошечными и незначительными.
Могущественный чародей, прозванный Барути, был очень стар. Не могу точно сказать, пользовался ли он в последнее время средствами омоложения, но выглядел он совсем не очень. Простая коричневая роба на нём почти истлела от времени, а сандалии практически лишь чудом не распадались на части, подверженные силой времени.
Однако это всё было лишь одеждой, и само состояние старика говорило о гораздо большем. Как мне рассказал Тхометру, чародею больше двух сотен лет, и, видя Барути, это было заметно.
Во-первых, его кожа была бледной, как у мертвеца, что сильно отличало его от прочих смуглых и всегда загорелых жителей Те-кемет. Казалось, он уже годами не видел солнца, и его морщинистая кожа могла в любой момент обратиться в прах. И худоба, из-за которой был практически виден его скелет, только добавляла жалости к старику.
Абсолютно белые, очень длинные волосы, достигавшие плеч, вместе с грязноватой бородой, только дополняли образ. Казалось, что за ними уже очень давно не ухаживали, а потому они придавали немного безумным образ старику. И это было особенно необычно здесь, так как все жрецы Те-кемет обязательно брили головы и считали нарушение этого правила довольно тяжёлым преступлением перед самими богами.
Но куда сильнее выделялись его глаза. Серые, заплывшие, казалось, старик уже полностью ослеп, прекратив воспринимать мир. Однако это было только на первый взгляд.
Перед тем, как отправиться на встречу с потенциальным противником, я, конечно же, сразу же попытался узнать, какие магические дисциплины он развивал. Победить гидроманта или мага болот посреди пустыни было бы не так уж сложно, но реальность оказалась одновременно лучше и хуже.
Всё дело в том, что передо мной был невероятно сильный телепат-телекинетик, также связавший себя с собственным домом. Чудная магия местничества делала его очень могущественным у себя, и давала ему огромную власть внутри дома, но снаружи он резко проседал. Всё ещё смог бы мне мозги вскипятить, но падал с уровня слабого архимага до средненького мастера.
А потому я заметил своим третьим глазом, что стоило мне только войти, как сотни ментальных щупов резко оживились, пришли в движение и стали изучать каждый сантиметр моей ауры. Всё ещё не пытались пробить мою не самую великую волю и ворваться в разум, но как-то помешать ему в этом плане у меня не получилось бы.
Однако я нисколько не верил, что он так поступит. При помощи всей информации, полученной от Тхометру и беса, вместе с краткими слухами, сводками из редких книг и небольшого личного разговора с Шурукхахом, разбирающемся в политике соседнего государства, получилось составить примерный психологический портрет старика.
Человека сильного, со своими принципами, но давно проигравшего войну со своими соперниками и самим временем. Такие, как он скорее пожертвуют своей жизнью, чтобы сдержать слово, но ни за что не нарушат кодекс чести…
— Либо этот мелкий ублюдок, по недоразумению судьбы называющий себя Верховным, совсем перестал считать меня угрозой и стал посылать полных неумех, либо ты величайший мастер сокрытия, которого только видели мои глаза. Честно говоря, я предпочёл бы второй вариант, так как сдохнуть в бою с кем-то достойным будет не так жалко, как продолжать разлагаться подобно полуживому трупу.
У старика был очень скрипучий и сухой голос, словно бы он ни с кем уже годами не разговаривал. Учитывая его ментальные способности, не думаю, что ему так уж действительно нужен рот, но всё-таки со мной он заговорил по-человечески. Просто развлекается, или есть какая-то другая причина? Тоже традиция?