Было странно слышать, что кто-то назвал их так, поэтому мне понадобилась пара секунд, чтобы мозг воспринял их как «тетю» и «Эда».
— Дома, может быть?
— Если так, то они почему-то не открывают мне дверь.
— Как странно, — я порадовалась, что смогла сказать это ровным голосом, но тут же едва не рассмеялась. — Если так подумать, я не уверена, что они дома. Еще не заходила к ним сегодня. Просто... Где же им еще быть?
— Вот и мне интересно. Валентина Николаевна брала у меня лопату. Я хочу ее вернуть. Но мне никто не открывает.
— Если они куда-то уехали, то, я уверена, скоро вернутся.
— Хочется верить. А у вас есть лопата? — соседка попыталась заглянуть в дом, но я сделала шаг в сторону и закрыла ей обзор.
— Нет. Точно нет.
Откуда мне было знать.
— Всего хорошего.
Я захлопнула дверь перед ней и вернулась в комнату. На радио снова была музыкальная пауза. Но в этот раз играла медленная музыка, танцевать под нее мы бы все равно не стали. Я подошла к шкафу и изобразила, что достаю из него что-то, а сама посмотрела в окно передней. Соседка уходила от дома. Спасибо, что в этот раз не стала шпионить.
Выходит, Эда и правда не было дома. Я подошла к столику рядом с креслом, взяла ручку и листок бумаги, так разборчиво, как могла, написала: «Зайди, когда вернешься». Потом подумала и добавила: «Дина».
— Я отойду на две минуты, — сказала я детям. — Никому не открывайте, никуда не выходите сами. И к окнам тоже не подходите. Договорились?
Они синхронно кивнули. Вадим читал, Вика рисовала. Они все еще выглядели измученными после танцев. Тем лучше — точно никуда не убегут. Мне тоже было тяжело, но я вышла из дома, заперла дверь и бегом направилась к дому Эда. Все еще было страшновато. Приличия ради я постучала в дверь — никого. Тогда я просунула записку в щель между косяком и дверью. Когда я выходила со двора, увидела то, чего никак не могла заметить в ночной темноте. Перед домом были две полоски примятой травы — следы автомобиля. Очевидных вариантов было два: либо тетю Эда все же забрали в больницу, либо после побега родственники решили сразу перевезти ее в город. Тогда он может вернуться не скоро. Или не вернуться вообще.
Я прошла до дороги, стараясь наступать на примятую траву. Постояла несколько секунд перед асфальтом, а потом вернулась в дом. Ведущие на радио снова болтали, дети занимались своими делами, а мне вот заняться было нечем. Вернее, дела нашлись, но только серьезные: приготовить ужин, например. Хотелось бы тоже порисовать или почитать, но эту работу за меня никто не мог сделать, поэтому я приступила к готовке.
Я высыпала гречку на стол и начала перебирать. Я отодвигала пальцем в отдельную кучу очередную соринку и представляла, что так избавляюсь от лишних мыслей. Мысли о доме — в сторону. Мысли о родителях — в сторону. Мысли об Эде — в ту же кучу. Мысли о назойливой соседке... Эту соринку я ударила ногтем, она отлетела к стене, отрикошетила и свалилась на пол. Что ж, там ей и место.
Я сварила гречку, добавила замороженных овощей. Дети не стали жаловаться на отсутствие мясной составляющей, и мы тихо пообедали. Обошлись даже без телевизора — радио было хорошим фоном.
После обеда дети вернулись к прежним делам, а я решила лучше осмотреть дом. В передней тоже был шкаф и комод, которые стоило разобрать. В них нашлось еще несколько книг и школьных тетрадей. Одна из них была чем-то вроде летнего читательского дневника. Детским почерком там были выведены впечатления от прочтения разных произведений, которые я и сама изучала на уроках несколько лет назад. Мне показалось, что это вообще было в другой жизни.
Все последние события, которые вытаскивали меня из кресла или отрывали от готовки, были плохими. Страшными. Печальными. Если бы этого не произошло, я бы расстроилась? Думаю, нет. Со мной не происходило ничего интересного последние полгода. Каждый день был абсолютно идентичен предыдущему и следующему. Пробуждение в одно время. Завтрак. Просмотр телевизора. Один и тот же сериал, который мне совершенно не нравился, но лучше было смотреть его, а не изучать однотонные стены. Хотя иногда я даже не понимала, смотрела ли я на экран или на стены. Они были одинаково плоскими, скучными, бесполезными. Потом прогулка. Если погода хорошая. И вряд ли это можно было назвать прогулкой. Сидеть на лавочке, только во дворе. На свежем воздухе. Был ли он свежим? Как будто двор окружал не только забор, а еще и какой-то невидимый купол. Спертый воздух. После обед. И снова просмотр телевизора. Можно было заняться рукоделием. Иногда даже нужно. Я слепила из глины уродливую чашку и бросила это дело. Нужно было учиться. Пробовать снова и снова. Тогда бы появился прогресс. НО тогда бы появился прогресс. И я бы понимала, сколько времени проходит. Намного проще не различать дни. Так спокойнее.