- Ты меня видишь? Теперь я действительно его видел, но почему-то жалел об этом. Он сидел напротив меня с пустой чашкой, пристально вглядываясь мне в глаза, словно сама смерть пришла навестить меня перед моим уходом. Столь близко мне ещё не доводилось рассматривать чужое лицо, но сейчас я был совершенно беспомощным, чтобы что-то предпринимать. Оставалось положиться на его сообразительность и любезность. Кажется, он понял, что моё самое сокровенное желание на данный момент - это избавиться от обезвоживания.
- Погоди, я быстро, - говорит мужчина и подходит к маленькому, электрическому чайнику, наполняя пустую чашку водой. - Сейчас тебе станет лучше.
Он протягивает её к моим рукам, но быстро соображает, что я слишком обессилен, и не в силах сейчас что-либо держать, поспешая преподнести чашку к моим губам, чтобы я попил воды.
Утолив жажду, я по-прежнему остаюсь неподвижным и всё ещё не могу сказать ни слова.
- Перед тем, как ты упал, т-ты, - говорит он, заикается и наклоняется вперёд, продолжая более уверенно: - Ты что-то сказал о своей судьбе, неудачах и никчёмности, но сейчас полночь и я рад тебе предложить свободную кровать.
В этот момент я понимаю, что я не зря согласился на ожидание. Мужчина вмиг преображается на вид из угрюмого, старого арестанта в доброжелательного администратора, что бросается на помощь своему потенциальному клиенту. Кто знает, что могло со мной произойти, если бы силы покинули меня в этом городе, среди этих мрачных, отчуждённых улиц, оказавшись я не среди этих стен, а за ними.
Аккуратно пытаясь меня поднять, он крепко сжимает мой торс и перекидывает мою руку за свою шею. Делает несколько резких рывков, словно разминаясь, и наконец-то делает окончательный, сильный рывок кверху. Ему всё-таки удаётся меня поднять, и он идёт, крепко сдерживает меня обеими руками за разные части тела, с каждым шагом приближаясь всё ближе и ближе к комнате.
Передвигаясь с ним по коридору, я чувствовал себя заблудшим странником, что в ночи забрёл в лесные гущи, наткнувшись на лесника, спасающего меня от ночных тварей, обитающих во мраке леса. Лунный свет тянулся вдоль по всему коридору, слегка освещая наш путь. И хотя ламинат под ногами был изношенным и потрескавшимся, его скрипучий звук сохранял некую особенность: живую связь с прошлым. Вдалеке виднелась комната, вокруг было слишком тихо, словно здесь и вовсе никого нет, но, по словам администратора, ставшего моим спасителем, все места были заняты.
Тишина внушила страх, заставляя меня насторожиться. Возможности воспользоваться включателем у него не было: руки были заняты мною, а я и пальцем не в силах был пошевелить. О движении рук и говорить нечего.
Приблизившись к комнате, мы какое-то время стоим в пороге. Он вглядывается в темноту и пристально осматривает комнату, особое внимание уделяя кроватям, словно надеясь увидеть хоть одного, не спящего жильца. К сожалению, все лежат неподвижно, как в гробу, не издавая звуков.
- Дело за малым, - говорит он с улыбкой на лице, аккуратно прислоняя меня к широкому проёму двери. Я постепенно начинаю скользить и вглядываюсь в пол, оставаясь неподвижным, с прикованным в одну точку взглядом.
- Что же ты себя так замучил?
И сам того не замечая, после его вопроса, с первым приливом новых сил, я сразу же отвечаю:
- На пути к счастью много препятствий, - говорю я, облизывая губы и продолжаю говорить, - и мне казалось, что я смогу их пройти, невзирая на отдых.
- Можешь не продолжать. Вижу, как тебе худо. И знаю, что хочешь сказать: ты ошибался. Пусть тебе это служит уроком на будущее.
Закончив говорить, он тянется указательным пальцем к включателю. Словно из ниоткуда, проникает свет, ослепляя мои глаза. Стены комнаты постепенно вырисовываются из тьмы, как будто пробуждаются от долгого сна. Кровати, а вместе с ними комоды, шкафы и настенный ковёр начинают обретать контуры и объём, словно оживают под воздействием яркого света лампы.
Будучи уже в постели, я тщетно и сосредоточено всматриваюсь в окно, за которым по-прежнему царит безмолвие. После нескольких попыток разглядеть что-то за окном, я понимаю, что мне не удастся. Мои тяжёлые, кожаные веки погружают меня в былую тьму, что совсем недавно была всюду.
Проснувшись, я почувствовал боль по всему телу. Двигаться было трудно, но возможно. Что нельзя было сказать о прошедшей ночи. Я осмотрелся вокруг, рассматривая пустые, аккуратно застеленные двухэтажные кровати. Вокруг никого не было, тишина осталась неизменной. Сон был настолько глубоким, что ничто не могло меня потревожить. Я лежал неподвижно, совсем забыв о существовании времени. Вдруг в комнату проник запах жареной картошки, пробуждая былой аппетит. Осознание того, что я нахожусь вдали от дома, приводило меня к мысли о том, что я не смогу позавтракать до тех пор, пока не заплачу за этот завтрак бумажными купюрами, а не своим жалким, до жути истощённым видом.