Цитатник, как видно из наименования, является собранием употребляемых митьками цитат из телефильмов, кинофильмов, романов, газет, эстрадных представлений, опер, балетов и т. д.
Способы расположения цитат могут быть различны:
по алфавиту (например, буква А: «А мусорка вашего мне на съедение отдашь?)
по разделам (например, по названию первоисточников: телефильм «Место встречи изменить нельзя»; опера «Повесть о настоящем человеке», стихотворение «Бедный Икарушка» и т. д.)
или по эмоциональному признаку, выражаемому цитатой. Например раздел «Решительность»: «Надо вынимать Фокса – иначе нам всем кранты!» или из того же раздела: «Это я убил тогда старуху-процентщицу и сестру её Лизавету топором и ограбил!»
Объем издания вынуждает к краткости. Вот как представляю себе статью из цитатника по разделам.
Например, раздел «Место встречи изменить нельзя»
Кто это там гавкает? С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов! – Цитата произносится одним лицом, не выражает отчетливой эмоции, служит для самоутверждения и заполнения времени. От некоторых митьков, особенно зарубежных, не знакомых с нашей отечественной телеклассикой, можно услышать сетования по поводу непонятности цитат, например вышеприведенной.
Встает вопрос: не стоит ли в цитатнике кратко указать ситуацию, при которой произносится цитата? Отвечаю: во-первых, митьковские цитаты достаточно выразительны и без комментариев, так как употребляются не ради назидательности, а из чистого искусства; а во-вторых, место для подобных объяснений, конечно, не в маленьких цитатниках, а в Большой Митьковской Энциклопедии.
Вот как представляю себе статью о вышеприведенной цитате там, разумеется, в сокращении:
Кто это там гавкает? С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов! – Цитата составная, состоит из двух реплик. Назначение цитаты: доставание (см.статью «Христианское смирение») Происхождение цитаты: пятая серия телефильма «Место встречи изменить нельзя». Экспозиция произнесения цитаты в первоисточнике:
Жеглов (см. статью Жеглов) заловил Горбатого (см. статью Горбатый) в подвале и говорит в рупор (см. статью Матюгальник), чтобы тот выходил.
Горбатый (из подвала): Кто это там гавкает?
Жеглов (в рупор): С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов!
Область применения цататы: цитата не имеет выраженной эмоциональной окраски, но убедительно звучит в телефонном разговоре. Например, митёк звонит абоненту.
Абонент: Алло?
Митёк: Кто это там гавкает?
Абонент (обиженно): А это кто говорит?
Митёк (победно): С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов!
С достоинством произнесенная цитата производит на собеседника в большинстве случаев желаемое впечатление. Цитата уместна в разговоре с соседями по коммунальной квартире, украсит она и праздничный стол. Митьку-абитуриенту можно посоветовать произнести её во время собеседования с преподавательским составом (по тому же типу), например:
Профессор: Здравствуйте, молодой человек!
Митёк: Кто это там гавкает?
Профессор: Что это вы себе позволяете молодой человек?!
Митёк: С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов!
Митёк-студент, имея зычный голос, оживит этой цитатой скучную лекцию; митёк-служащий с её помощью сделает более непринуждёнными, как правило, натянутые отношения с начальством.
Новое в культуре речи митьков
О новых направлениях в лексике митьков можно сказать немногое, ибо она развивается столь стремительно, что мудрено предсказать. Как мы знаем для речи митьков характерно употребление ласкательных суффиксов и мощный драматизм. Первый фактор помогает избежать сухости и суровости, второй – ханжеского, елейного оттенка речи в стиле Иудушки Головлева.
Не так давно ласкательные суффиксы употреблялись только в существительных и прилагательных, например:
– Где оттягивался вчера?
– В Паркушке Победушки.
Или, поскольку речь идёт о культуре:
– Какой фестивальный фильм убойнее?
– Гибелюшечка боженек» Висконьтьюшечки. (здесь восхищает смелая ломка общего угрожающего смысла названия фильма.)
Однако язык митьков, как и было сказано, не стоит на месте. Недавно на вопрос, какой фестивальный фильмушко самый улётный (читатель, полагаю догадывается о тонком различии между «улётом», «обсадом»), Дмитрий Шагин дал ответ: «А кораблюшечки плыветушки».
(Попутно отметим, как приятен здесь «кораблюшечка» вместо набившего оскомину банального «кораблика»). Ныне ласкательные суффиксы появились также у глаголов, причем у всех глаголов (из редких зарниц митьковской лексики: «А не пора ли нам спатиньки?» Другого примера уже, пожалуй, и нет).
Можно смело предсказать, что вскоре ласкательные суффиксы появятся также у местоимений, деепричастий и герундиев. Мощный драматизм речи митьков достигается перманентно надрывной интонацией, частым употреблением абстрактно-жалостливых баек (см. раздел «О трагическом у митьков) и специфическим понятием о долге – скорее трансцендентном, чем реальном.
Митёк не выполняет взятых на себя обязательств (чего от него, впрочем уже и не ждут), но считает важным исполнение своих невысказанных желаний (ведь так и надо в любви – а митьки всех любят). Так как окружающим трудно не только выполнить, но и догадаться об этих желаниях, обида митьков накапливается, и драматизм речи возрастает.
Например: митёк просыпается с похмелья один. Ему жарко и муторно, хочется, чтобы кто-нибудь зашел в гости и развлек его – но никто не приходит, не приносит ему пивка.
Потерявший терпение митёк звонит приятелю, кандидатуру которого он считает подходящей для сегодняшнего гостя.
– За что?! За что ты меня так?!
– А что, – пугается приятель.
– А что… – горько усмехается митёк, – да ладно… Нет, ты всё-таки скажи, одно только скажи – за что ты со мной так? Пусть, пусть, я гад, западло – но так? Так-то за что меня?! Я что – убил кого-нибудь? Ограбил?
– Митя, да что случилось?!
– А ты не знаешь что случилось?
– Не знаю… Почему же ты не мог один – один только разочек в жизни! – спокойно прийти в гости?!
О трагическом у митьков
Есть такие старые, навсегда закрывшиеся пивные ларьки. Наметанный глаз ещё различит вокруг них следы недавнего оживления: слежавшиеся пласты окурков, там-сям пятна металлических и пластмассовых пробок, осколки зеленого стекла. Но сквозь плотно утрамбованную почву уже пробивается трава, черная пыль лежит на прилавке ларька, стекла разбиты, оттуда разит мочой.
И часто можно увидеть, как утром к этой могилке ларька по одному по двое или по трое приходят некрасиво, неряшливо одетые люди и долго стоят здесь. Это, в основном, пожилые люди («Брали Берлин!» – со слезами говорит митёк-рассказчик.
– А такой как Дэвид Бауи, – нет! не придет он к такому ларьку!)
– Или нет! – с ходу перестраивает свое повествование Д.Шагин (а рассказывает именно он), – это было бы ещё полпобеды! Ларёчки-то ещё открыты! Только в них теперь… квас, а не пиво! И вот приходят так… Постоят… Один к ларьку подойдёт, возьмет кружечку… кваса! Со вздохом посмотрит на неё… (Митька, изображая всё в лицах, смотрит на воображаемую кружку, как очень грустный баран на новые ворота) отопьет от неё… поставит обратно… вздохнет, подойдёт к своим товарищам…