— Я сам это сделаю, — ответил Август.
— Не завидую вам. У нас здесь спокойно. Надеюсь, я тебя не обидел…
— Если бы не было Гитлера, — ответил брат барона, — его следовало бы выдумать, чтобы освободить нас от всех этих коммунистов, социал-демократов и прочих красных. Это чьи слова, Карл?
— Мой дорогой, я сказал это тогда, когда в Германии царил полный хаос. Красные только этого и ждали. Надо было найти силу, способную упорядочить всю эту неразбериху. Гитлер был именно той силой. Это вовсе не значит, что, поддерживая его, мы не испытывали опасений. Но теперь этот зверь ни с кем и ни с чем не считается. С одной стороны, рисует рабочим картину социалистического рая, лучше советского, а с другой — ведет дело с промышленными акулами и финансистами. И никто не видит или не хочет видеть, что он стремится реализовать только свои бредовые планы. Сумасшедший фантазер! Эта идиотская расовая теория, этот антиеврейский балаган — кому все это нужно? Евреи, которые развивали промышленность, основывали банки, были нужны рейху, тем более что величие Германии, ее мощь были им на руку. Скажи, кому это нужно?
— Видишь ли, дорогой Карл, это своего рода терапия, причем неизбежная, для того, чтобы освободить нас от комплекса Версальского договора. Я и сам не очень-то верю в высшие и низшие расы. Так же, как и ты. Только я ценю политическое значение этой теории. Эта идея возвращает нации веру в себя, побуждает к действию. Тот факт, что девяносто процентов нации поддерживает Гитлера, свидетельствует о том, что это политик высокого класса, — заключил Август.
— Думаю, мы достигли бы того же, а может быть и большего, при монархии, — ответил Карл.
— Ты считаешь, что лозунг «Монархия!» был бы неплохим политическим ходом?
— Честному политику не следует этого бояться. Я же независимый промышленник и справляюсь без всяких там ходов.
— Это правда. Могу тебе даже позавидовать. А для меня ты не найдешь какой-нибудь должности? — спросил Август.
— Чтобы делать ковры, надо иметь очень тонкие пальцы, — двусмысленно ответил Карл. — Ты не подходишь для такой работы…
В этот момент в комнату вошла одетая в легкое платье Маргит. Она показала отцу диплом об окончании медицинского института.
— Вот, папочка, я теперь доктор. Мой отец, — произнесла она, обращаясь к Августу, — непременно должен увидеть бумагу с подписью. Иначе он не поверит. Так что представляю документ.
— Хорошо ли так шутить с отцом? Август, ну разве она не прелестна?
— Можно только позавидовать, что у тебя такая дочь, — ответил брат.
Маргит развернула на столе платок, наполненный разноцветными камешками. К каждому был прикреплен листочек бумаги с описанием.
— Я привезла тебе, папа, камни из Польши, — сказала она. — Все они подробно описаны. А эта пластинка должна тебе понравиться.
— Спасибо, доченька, прекрасные камни, таких в моей коллекции нет. — И, взяв пластинку, сказал: — О, Шопен, я его очень люблю. А в чьем исполнении? Рубинштейн? Кто это такой?
— Это прекрасный пианист, о нем много говорят. Постоянно он живет во Франции и ездит с концертами по всему миру, — пояснила Маргит.
— А как там наши земли в Польше? — спросил Август.
— Неужели дядя соскучился по сельскому хозяйству? Ваш управляющий должен прислать отчет…
— Да как же не скучать! Такая тучная земля… Видишь ли, Карл, это я тоже имел в виду, когда говорил, что нам несправедливо навязали Версальский договор.
— Послушайте пластинку, — предложила Маргит. — Я купила ее перед отъездом из Гданьска.
Она поставила пластинку. Артур Рубинштейн играл мазурки Шопена. В салон вошел Юзеф и подал барону телеграмму.
— В порт Хорам-шар пришло судно с оборудованием для нашей фабрики по производству красок, — сказал он.
— Ну наконец-то мы решили эту проблему! — радостно воскликнул Карл.
Юзеф вышел из комнаты.
— Ты строишь новую красильную фабрику? — спросил брата Август.
— Да, у нас всегда были проблемы с качеством красителей.
— А хорошие специалисты у тебя есть?
— Есть один, но Элен не очень его любит.
— А что бы ты сказал, если бы этим делом занялся я?
— Ты? — Карл явно оторопел.
— Ты ведь знаешь, что врачи посоветовали мне сменить климат. У меня ревматизм, а здесь столько солнца. Как только я сюда приехал, мне сразу стало лучше.
— Да, я вижу, тебе действительно надоел твой концерн. Знаешь, брат, я был бы не против. Мне бы это было даже на руку. Но как уживутся Кристина и Элен под одной крышей?