— Из какой группировки?
— «Дашнак».
— Коммунисты?
— Нет. У парня были с ними какие-то счеты…
— Я кое-что знаю об этой организации. Но охотно услышал бы побольше о Марте.
— Она мечтает о собственном салоне моды в какой-нибудь из европейских столиц…
— Европейских?
— Да, например, в Лондоне. Кроме того, она очень любит детей и хотела бы наконец иметь свой собственный дом.
— Значит, были какие-то обещания?..
Вильям не ответил.
— Извините. Я снова был неделикатен. Не хочу вмешиваться в ваши личные дела, но, чтобы она могла успешно сотрудничать с нами, я должен знать о ней как можно больше. Говоря откровенно, я вам завидую. Это лакомый кусочек. На вашем месте я бы культивировал это чувство, как садовник, который ухаживает за розой до того момента, пока не срежет ее и не вручит покупателю.
— Но садовник не намерен никому продавать эту розу. Он будет выхаживать ее только для того, чтобы каждую весну смотреть, как она расцветает снова, — ядовито сказал Вильям.
— У вас по отношению к ней серьезные намерения?
— Вы, как всегда, угадали…
В это время в комнате для гостей резиденции Витгенштейнов Кристина внимательно рассматривала серию рисунков и фотографий, сравнивая их с рисунками из учебника антропологии. Она как раз внимательно изучала фотографию Ширин, пытаясь найти аналог в антропологической таблице. Август расхаживал по комнате, переодеваясь на ходу.
— Где мой галстук? — спросил он жену.
Кристина, не отрываясь от своего занятия, ответила:
— Поищи в шкафу.
В конце концов Август нашел галстук и начал старательно завязывать его перед зеркалом.
— Ты сказал, что она из рода Бахтиаров, — произнесла Кристина.
— Да оставь ты это!
— Иди, ну пожалуйста, подойди поближе.
— Меня это совершенно не интересует. — Иди, я покажу тебе.
— Женщина! Да любой мужчина с удовольствием бы женился на этой девушке!
— Аристократия, аристократия… Не будь маньяком, как твой брат. Запомни раз и навсегда, что нет ни рабочих, ни крестьян, ни аристократов. Есть только худшие или лучшие расы. А фрейлейн Ширин представляет антропологический тип, самой природой предназначенный для того, чтобы служить, а не править. Это именно так, и ничего с этим не сделаешь.
— Даже пропаганда утверждает, что иранцы — арийцы, так же, как и мы, — попробовал возразить Август.
— Мой милый, я основываюсь на научных данных, а не на пропаганде.
— Надеюсь, ты не коснешься этой темы в беседе с Карлом…
— Это бессмысленно. Наука не доходит до его аристократического мозга, — с иронией ответила Кристина.
В доме барона Карла фон Витгенштейна старательно готовились к свадебным торжествам. Первый этаж был предназначен для персов, второй — для гостей-европейцев. В саду были развешены цветные лампионы. Салоны мраморного дворца заполняли разноцветные толпы гостей. Появление молодой пары вызвало всеобщее оживление. По местному обычаю повар на пороге дома заколол тучную корову. Входя, барон и Ширин должны были переступить через лужу крови. Мать Ширин разбрасывала над головами молодых пригоршни золотых монет, которые собирали дети. Один из распорядителей размахивал кадильницей, выпускавшей клубы ароматного дыма, другой нес повернутое в сторону молодой пары венецианское зеркало. Оно символизировало счастье, молодость и красоту. Гости приветствовали входивших аплодисментами. Фотографы занялись съемкой. Сначала они фотографировали молодую пару, потом по очереди гостей — начиная с самых именитых — с бароном и Ширин. Ее отец, хан, беседовал с доктором Иоахимом и Маргит.
— Барон фон Витгенштейн попросил у меня руки Ширин, — говорил хан. — Я спросил его, беседовал ли он с моей дочерью. Он ответил, что, по традиции Ирана, нужно получить сначала разрешение отца. На это я сказал, что против этого союза… — Произнеся эти слова, хан заметил удивление на лице Иоахима. — Вы удивлены? Ведь каждый бы с радостью отдал свою дочь в такую уважаемую в нашей стране семью. Любой, но не я. А знаете почему? Те, что вчера плясали под музыку англичан, сегодня смотрят в рот немцам. А я и тогда не плясал под их дудку, и сейчас не буду. Наши семьи должны рассчитывать на себя и искать опоры в Персии. Но с Ширин спорить бесполезно. Она совершенно не похожа на девушек нашего рода. Так что же мне было делать?
— Вы поступили абсолютно правильно, — ответила Маргит.
— Помню, когда госпоже Ширин было девятнадцать лет, я был при родах ее сестры. Госпожа Ширин была горда тем, что — вопреки персидской традиции — ребенка ее сестры принимал иностранец, — добавил доктор.