— Видишь, это называется дальновидной политикой. Да, мистер Вильям, легкой жизни у нас здесь не будет. Если хотим держать Августа в руках, придется найти сильные аргументы.
— Шантажиста арестовала местная полиция по обвинению в торговле наркотиками.
— У вас есть какие-нибудь контакты с ними?
— В самом деле, нужно кое-что вытянуть из этого птенчика, пока он сидит в клетке. Я постараюсь.
— Заранее прошу простить мне мой вопрос, но скажите, эта девушка знает, что вы уже разошлись с женой?
— Разве это имеет какую-то связь с делом Августа и шантажиста?
— Вы не ответили на вопрос, поэтому я могу думать, что вы намерены на ней жениться.
— У вас есть какие-то возражения?
— На вашем месте я бы тоже женился. Но должен обратить ваше внимание на одно дело… Разрешите закурить?
— Прошу вас. — Вильям пододвинул коробку с сигарами. Консул закурил и глубоко затянулся.
— Я не согласился бы с вами, — продолжал он, — в том, что британский лев подталкивает Гитлера к борьбе с медведем. Наш старый, безошибочный девиз гласит: «Разделяй и властвуй». И скорее всего, сэр Чемберлен использует его в своей политике, но по отношению к Гитлеру эта игра слишком рискованна. Достаточно посмотреть, как последовательно и терпеливо он проводит свою политику на Ближнем Востоке. Везде, где возможно, очень умело использует антианглийские настроения различных общественных слоев в Ираке, Сирии, Иране, Турции и Ливане. Наш противник жаждет использовать любую возможность и захватить все в свои руки. Готовит людей для антигитлеровских переворотов. Поэтому неизвестно, не перекинется ли возможная война Гитлера с Советами также и на Иран.
— Гитлер ищет сырье и дешевую рабочую силу не здесь, а в России.
— Дорогой сэр, Гитлер знает, наверняка знает, с какой целью и как начать войну, но ни он и никто иной не знают, чем кончится такая война. Эта игра по-крупному, и победить в ней — огромное искусство. Я убежден, что Гитлер, планируя войну, не забывает также и о нас. Его политика на Востоке видна как на ладони. И поэтому эта чудесная девушка может стоить очень дорого.
— Какое отношение все это имеет к нам, ко мне и к Марте?
— Как раз об этом я и хотел сказать. Ее хитрость, ум, удачливость, а также чувство к вам побуждают ее к действиям. Любовь девушки всегда спонтанна и бескорыстна. Пока она влюблена, мы можем на нее рассчитывать, но когда вы на ней женитесь, может быть иначе. Ведь это вы сказали, что она мечтает о доме, детях и собственном салоне мод в Лондоне. Женщина — существо еще полностью не исследованное. Вы об этом прекрасно знаете.
— Я ей обещал. Надеюсь, вы понимаете, господин консул, что у меня есть обязательства по отношению к этой женщине.
— А вы знаете, что больше всего ценят в любви люди Востока? Ожидание, тоску, в этом они видят настоящее наслаждение любовью. Я уверен, что она будет ждать вас долго и терпеливо.
— Бахман ею интересуется. Я говорил вам об этом. А если он предложит ей выйти за него замуж?
— Это была бы неслыханная удача, Вильям.
— Не слишком ли это цинично?
— В нашей службе очень часто сценарий пишет сама жизнь. Мы играем свои роли, но не знаем финала.
— Но та девушка, ей-богу, здесь ни при чем.
— Не будем входить в компетенцию господа бога. Будем делать то, что мы должны делать.
Зазвонил телефон. Вильям поднял трубку.
— Звонила Марта. С письмом все в порядке.
— Значит, я не ошибся, — с удовлетворением произнес консул.
Ширин просматривала отчет, который в тот день ей принес Юзеф. Свои замечания она заносила в блокнот и машинально поглядывала через окно в сад, где Генрих расставил мольберт. Он рисовал. Наконец Ширин прервала свое занятие и вышла в сад. Она остановилась за спиной Генриха и принялась рассматривать его работу. Он делал набросок дворца Витгенштейнов.
— Свыше двух лет я живу в этом доме, а не знала, что он может так выглядеть… Но что вы нарисовали здесь, в бассейне?
— А что вы видите?
— Какие-то трупы, черепа.
— Вы хорошо видите.
— Но ведь ничего подобного в нем нет.
— Речь идет о правде, а не о том, чтобы буквально изображать натуру.
— Вы что, шутите?
— Прежняя дядина жена использовала в день несколько флаконов духов. Ее преследовал трупный запах.
Внезапно Ширин поняла настоящий смысл слов Генриха, но беседу прервали Август и Ганс Бахман, которые подошли к мольберту.
— Генрих, разреши, — сказал Август.
— Я и не знала, что ваш сын настолько проницателен, — сказала Ширин и вернулась во дворец.