— Еще представится случай, — ответил Карл. — Ну, отправляемся, — обернулся он к Генриху и вышел на террасу.
Генрих успел переброситься с Ширин несколькими фразами:
— Как только вернусь, мы сразу же уедем. А что ты будешь делать, если я задержусь?
— Ты найдешь меня в караван-сарае Хасана. Или он скажет, где я нахожусь.
Любовники обменялись взглядами, и Генрих выбежал из столовой. Карл уже ожидал его в автомобиле. Ширин вышла и взглядом провожала машину, пока она не скрылась из виду.
— Я бы хотел, — сказал Карл, когда они были уже далеко от дома, — чтобы ты стал представителем нашей фирмы в Париже. Я хочу с тобой об этом поговорить. Ты ведь хорошо знаешь язык, местные условия. Думаю, что там ты будешь на месте и наконец-то займешься серьезным делом.
— Вы, дядя, говорили о картинах.
— Это само собой. Как ты относишься к моему предложению?
— Подумаю, — уклончиво ответил Генрих.
— Что значит «подумаю»?
— Я оставил в Ширазе неоконченную работу. Портреты, пейзажи. Чтобы их завершить, необходимо несколько месяцев.
— Это так важно?
— Да. Для меня очень важно…
После отъезда мужа и Генриха Ширин в задумчивости вошла в кабинет Карла. На столе лежала раскрашенная коробочка. Она открыла ее. Внутри находилось сделанное с большим вкусом бриллиантовое ожерелье. Потом она заметила письмо консула. Оставив коробочку на столе, Ширин вышла в холл. Потом вернулась в спальню и на ковре увидела грязные следы.
Ширин позвала Наргис.
— Скажи, дорогая, когда приехал господин барон?
— Его милость вернулись около пяти утра, как раз молочник заносил бидоны в кухню.
— Ты можешь идти, сегодня у тебя выходной, — сказала Ширин, теперь она поняла, что произошло.
Наргис побежала в комнату служанок, переоделась и вышла через кухонную дверь. Вскоре она уже была во дворе дома Ореша. Входя в дом, крикнула:
— Нашелся мой отец! Нашелся!
— Приехал? Откуда? — спросил отец Ореша.
Задыхавшаяся Наргис упала на табурет и одним духом произнесла:
— Нет, он в тюрьме, в столице, но скоро его переведут в Шираз.
— В тюрьму?
— Да. Господи! Я уж и не думала, что когда-нибудь увижу его в живых. Думала, что он навсегда останется там, за границей. А он сидел в тюрьме!
— Может быть, он стыдился сообщить вам об этом?
— Стыдился? Почему? Как раз наоборот! Я горжусь им.
— Выпей чаю. — Отец Ореша наполнил стакан и подал его Наргис.
— Моя мать вое время знала об этом, но ничего не говорила. Опасалась соседей, хозяев фабрики. Мама не хотела, чтобы дети показывали на меня пальцем. Поэтому и выдумала эту историю, что якобы он уехал. А я хвасталась, что мой отец за границей, и дети мне завидовали. Я сочиняла разные истории о путешествиях отца, о подарках, которые он присылал, и каждый раз мне приходилось выдумывать что-нибудь новое. Теперь мать мне все рассказала. Ведь мне уже восемнадцать лет.
— Раньше ты говорила, что тебе уже девятнадцать.
— Мне так сказали. А вы даже не спросили, почему мой отец сидит в тюрьме.
— Жду, пока ты сама скажешь.
— Отец был одним из организаторов забастовки на нефтеперерабатывающем заводе в Абадане и основателем подпольного профсоюза. Ему дали за это пятнадцать лет. Мне тогда было три года. А где инженер?
— Его нет, доченька, нет моего сына…
— Ну вот, лишь только ему стало лучше, как сразу куда-то побежал.
— Выпей чаю.
— Спасибо, но мне уже пора возвращаться. А когда он будет?
— Не знаю, доченька. Наверное, не скоро.
— Не понимаю. Он уехал?
— Можно и так сказать, — прошептал старик и незаметным жестом смахнул слезу.
— Отец, где он? Почему ты плачешь? Скажи, что случилось?
— Тебе уже не три годика, чтобы выслушивать сказки о заграничных поездках. Арестовали его.
— Когда?
— Десять дней назад. И с того времени я ничего о нем не знаю. Приехали, искали, искали, нашли только пачку листовок, ничего больше, множительный аппарат был в кухне, спрятан среди посуды. А они обыскали все от колодца до крыши. Теперь я прячу его здесь. — Он указал рукой на сундук.
— Но они же могут вернуться.
— Могут? Пусть возвращаются.
— Только вылечил ногу — и уже начал свою работу.
— Когда ты говорила о своем отце, я подумал, что ты умная девушка. Ты в четыре раза моложе меня, но ума у тебя, пожалуй, побольше. Радуешься, что твой отец в тюрьме, Теперь и я думаю, что так, может быть, и лучше, ведь они могли убить моего сына. Он жив, к я могу надеяться, что когда-нибудь увижу его…
— Нельзя ли с ним встретиться?
— Я стараюсь разузнать об этом, где только можно. Не хотят говорить, но, может быть, за деньги что-нибудь удастся сделать?