Они проехали перекресток, показался небольшой пруд. Водитель подъехал ближе и остановил машину. Выскочил из кабины, разделся и прыгнул в воду. Генрих сидел неподвижно, но вскоре тоже вышел из машины, зачерпнул руками воды, смочил лицо. Это принесло ему явное облегчение. Водитель закончил купаться, вытащил из кузова несколько канистр, наполнил их водой. Постояв у пруда еще немного, они поехали дальше.
— Воду я набрал для дерева. Вы увидите, мы будем проезжать мимо. Ему, наверное, тысяча лет. Оно называется «чудо-дерево». Пастухи приводят сюда больных овец и лечат их его листьями. Женщины, когда не могут забеременеть, заваривают его кору и пьют отвар. Всегда, сколько бы раз я тут ни проезжал, привожу воду. Стоит мне полить это дерево, и я знаю, что под ним могу спать спокойно, дерево не причинит мне вреда.
Дорога шла в гору. По обеим ее сторонам открывался вид на скалистую пустыню. Запах бензина и духота привели Генриха в полуобморочное состояние. В висках все сильнее стучало. Генрих опустил стекло кабины, как будто издалека до него доносился рассказ шофера.
— Ведь я приверженец Заратустры, — говорил тот. — Религия Заратустры гласит, что дерево как человек. У него есть душа и тело, только после смерти человека его тело гниет, а из дерева можно сделать палку, телегу или красивый поднос. Около моего дома росло фиговое дерево. Когда у меня родился четвертый ребенок, мне пришлось пристроить новую комнату, и я срубил это дерево.
С тех пор каждую весну, когда все зацветает, это мое срубленное дерево приходит ко мне. Каждую ночь. Мне снится, что цветущее фиговое дерево входит через окно, чтобы задушить меня своими ветвями…
Водитель все говорил, но до Генриха долетали только обрывки слов. Он погрузился в какой-то полусон. Из горячечной дремоты его вырвал голос:
— Взгляните, вот это место!
У дороги, за поворотом, на фоне полумертвого пейзажа росло огромное раскидистое одинокое дерево. Вид был настолько поразительный, что Генрих в первый момент не поверил собственным глазам. На лице водителя появилась восторженная улыбка. Он подъехал ближе и остановил грузовик под широким навесом роскошных ветвей, которые отбрасывали густую тень на иссохшую серо-желтую землю. Сочная зелень дерева причудливо контрастировала с лишенной малейших признаков жизни пустыней.
— Отдохнем здесь немного, — сказал водитель. Он выскочил из кабины и стал доставать из кузова канистры с водой. Генрих тоже вышел, любуясь созданным игрой природы необыкновенным пейзажем. Толстые корни дерева причудливо ползли по поверхности земли, как змеи, сплетаясь в клубки, и снова врастали в землю.
Водитель взял канистру и, старательно обходя извивающиеся корни, подошел к дереву. Прошептал несколько слов и полил землю вокруг. Потом вернулся за другой канистрой и полил выступавшие из земли корни. Все это он делал с благоговением, словно совершал какой-то ритуальный обряд. Генрих молча наблюдал за этим последователем Заратустры. Водитель вернулся за последней канистрой. Теперь с особым благоговением он полил землю вокруг толстого ствола. Генрих вдруг заметил прикрепленные к коре дерева металлические предметы: одни в форме глаз, другие в форме лица. Они, увлажненные водой, заблестели, как на алтаре. Остатки воды водитель вылил в трещину в коре, прошептал еще несколько слов, словно беседуя со стволом дерева, вернулся к машине и убрал пустые канистры в кузов.
— Не усну ни дома, ни в борделе, а здесь могу спать. Ну разве это не чудо? — сказал он Генриху. Вынул одеяло и расстелил его в тени дерева. — Уважаемый господин тоже отдохнет?
— Спите, — ответил Генрих.
Шофер положил голову на пиджак и мгновенно уснул.
С минуту Генрих наблюдал за ним. У иранца было грубое загорелое лицо, слегка покрытое седой щетиной. Черные волосы падали на лоб. Черты его лица могли возбудить симпатию. Он дышал ровно, слегка похрапывая. Погруженный в сон, он выглядел беззащитным, как дитя.
Генрих не мог уснуть. Его мучил страх: выдержит ли он до конца поездки? Он думал о встрече с Ширин, уже такой близкой. Верит ли она в его возвращение? Ждет ли его?
Он вытер пот со лба. Ему становилось все хуже. Головная боль была почти невыносимой.
Облизнув запекшиеся губы, Генрих встал и подошел к машине. Он подумал, что, может быть, в сумке найдется еще одна таблетка аспирина. С трудом забрался в кузов, но в своей сумке обнаружил лишь бутылку виски. Выпил немного, подумав, что это принесет облегчение. Невыносимая боль действительно слегка утихла, ощущались лишь сильные удары пульса в висках. Генрих сделал еще один большой глоток. Теперь он почувствовал себя значительно лучше. Боль прошла. Спустившись вниз, он уселся в тени развесистых ветвей. Засмотревшись на купавшуюся в солнце пустыню, слегка одурманенный алкоголем, какое-то время просидел без движения. Его охватило блаженное состояние. Генрих закрыл глаза и не то во сне, не то наяву увидел среди волнистого моря песков фигуру Ширин. Она шла к нему из пустыни, окутанная плащом длинных, отливающих блеском волос. Она была все ближе и ближе… Говорила так хорошо знакомым ему голосом: