— Господин Вильям, — продолжал консул, — ничего не знает об этих фотографиях. Их сделали мои люди. Я хочу, чтобы вы, как и раньше, работали на нас, поставляли нам информацию. Лучше всего было бы передавать ее при встречах с моей женой.
Марта демонстративно сделала вид, что ничего не слышит.
Закончив примерку, она сказала супруге консула:
— Через неделю платье будет готово. А вы, — обратилась она к консулу, — можете сделать с этими фотографиями все, что хотите. Для шпионажа я не гожусь.
И попрощалась холодно, но вежливо.
— Ну и что? — спросил после ее ухода Вильям.
— Ничего не получилось. Она отказала, понятия не имею, в чем дело. Может быть, это игра, а может, она попросту такой человек.
— Я же говорил, — произнес Вильям. — Она импульсивная, повинуется голосу сердца. Ничто не заставит ее быть покорной.
— Но она сказала жене, что платье будет готово через неделю. Так что калитка еще открыта. Может быть, это только хитрость?
— Мне кажется, что мы оба перед ней бессильны. Но думаю, что нам следует терпеливо ждать и не слишком нажимать. Силой здесь ничего не сделаешь.
В тот вечер Марта и Ганс пили вино и слушали музыку по радио. Марта ожидала удобного момента, чтобы сообщить мужу, что ждет ребенка, Наконец она взяла его за руку и прижалась к нему.
Бахман притянул ее к себе.
— Иди… Иди сюда, сядь ко мне на колени, — попросил он. — Что у тебя есть хорошего для меня? — ласково спросил он.
— Угадай! — сказала она упрямо. Ганс вполголоса запел популярную песенку:
А моя сова была сегодня в доме консула, — добавил он.
— Неужели ты следил за мной?
— Ревность. Надеюсь, ты не удивляешься, что я хочу знать о каждом шаге моей любимой жены. Скажи, что тебе предложили в этот раз?
— Господин консул показал мне несколько фотографий, еще гимназических времен, когда я училась шить на зингеровской машинке. Представитель этой фирмы, некий господин Вильям, занимался с нами. Он любил фотографировать. Несколько раз он фотографировался со мной, да и не только со мной. И представь себе, сегодня консул пытался меня шантажировать. Сказал, что пошлет тебе эти фотографии, если я не соглашусь с ними сотрудничать.
— Ах так! И что же ты ответила на это?
— Сказала, что пусть делает с ними, что хочет. Я чиста.
— Что это за снимки?
— Обычные фотографии, сделанные на экскурсиях по Ирану. Ничего особенного.
— Чего же они хотели добиться, посылая мне эти снимки?
— Это обыкновенный шантаж. Они, наверное, хотят дать тебе понять, что я вроде бы с ними сотрудничаю, а за тобой шпионю.
— Понимаю. Насколько мне известно, ты очень нравилась Вильяму.
— Он ухаживает за многими девушками.
— Но ты ему нравилась больше всех, правда?
— Это было так давно.
— А позднее он тоже интересовался тобой?
— Мои родители настолько ненавидят англичан, что я даже не осмеливалась встречаться с этим человеком. Он ведь работает на британскую разведку.
— Когда ты встретишься с супругой консула?
— Через неделю я должна принести ей готовое платье?
— Любимая! Они наверняка повторят те предложения! И ты должна их принять!
— Как это?
— Послушай! Тебе следует как-то возобновить роман с этим Вильямом. Скажи ему, что разочаровалась во мне, что я не стопроцентный мужчина, что оказался педерастом или что-то в этом роде. В конце концов, можешь сказать все что угодно. Он должен поверить, что ты все еще его любишь. Это очень важно. Ты должна завоевать его доверие.
— Ты соображаешь, что говоришь?! Ты попросту толкаешь меня к нему в постель! — Марта не скрывала обиды.
— Ох, дорогая, ты же знаешь, что происходит. Ведь идет война.
— Какое мне дело до войны? Это ваши дела.
— Что ты сказала? До сих пор я думал, что у нас общие идеалы, ведь наша победа в войне с Англией — это и ваша победа. Наши солдаты умирают также и за то, чтобы освободить твою страну и вернуть ей ее прежнее величие.
— Я беременна.
— От этого надо избавиться.
— Что?! — Марта побледнела.
— Теперь не время рожать детей. Мы должны действовать. Ты будешь рожать тогда, когда твоя страна станет свободной и мы введем в ней наш порядок.
Разговор супругов прервал резкий телефонный звонок. Ганс вышел в соседнюю комнату и поднял трубку. Марта была в отчаянии от того, что она услышала.
Через минуту Бахман вернулся и сообщил: