Отец с Герой выпивали, сворачивали самокрутки и горячо спорили. Дым висел коромыслом, из-за чего, лампочка под потолком напоминала мне солнце скрытое в тумане. За этот вечер я узнал много нового о нынешнем политическом строе, о кознях переменчивой погоды, об улове, который мельчает, и об урожае на следующий год.
Глава 4. Знакомство
После обеда следующего дня маменькой мне было поручено сбегать к Новосёловым, чтобы помочь по хозяйству. Потому что баба Зоя с утра уехала в райцентр.
Ну, меня долго просить не надо было: там ведь живет Рыжая. А с любой скотиной я с малых лет управляюсь. Батя научил меня убирать за поросятами, давать сено коровам, а курам зерна кинуть, так вообще дело нехитрое.
Подойдя к зеркалу и аккуратно поправив белобрысый чуб, постоянно слетавший мне на глаза, я слюнями стер со лба пятно от комариного укуса. Веснушки, разбросанные по моему лицу, убрать не получится, сколько не три. Из-за них, проклятых, меня на улице дразнили Пыжиком, Антошкой, и добавляли, что я убил лопатой какого-то деда. Хотя у Василиски тоже были конопушки, но ей никто и слова не говорил. Про меня же, из-за торчащих в стороны двух лопухов, в школе шутили, что впору только за стенкой подслушивать. Но в этом они были правы: слух у меня был не хуже, чем у Грея.
И все же досадно было — батя мой и лицо имел как у дворянина, и здоровье — бычье, за что бабы, если верить слухам, за ним толпой бегали.
А маменьку, так вообще, хоть завтра актрисой в телевизор на «Голубой огонек» отправляй.
Покрутившись перед зеркалом, я обнаружил дырку на майке размером с перепелиное яйцо. На прошлой неделе в этой майке я повис на черемухе, и если б не она — свалился бы точно. Ходил бы потом воробьям фигушки показывал, как наш Володька Капустин, который в детстве с сеновала упал. Он с тех пор так и ходит, улыбается каждому и хоть утром, хоть ночью всем желает доброго дня. Но и в этом была своя прелесть — в школу никто ходить не заставляет.
Починив майку на скорую руку, я снова подошел к зеркалу. Представляя напротив Василиску, я стал репетировать.
— Привет, конопатая! Куда твоя бабулька намылилась? Никак за подарками внученьке?
…Нет, так не пойдет.
— Салют молодежи! Неужто тебя одну оставили?
…А это как-то грубо.
— Здаров, одноклассница! На улице такая жара, а ты дома?
…Всё чушь. Всё не то! Ладно, будь что будет. Может ее вообще дома нет. Наверное, я потому ей и не нравлюсь, что сомневаюсь во всем. Я недовольно покачал головой и отправился в путь.
Проходя мимо колодца, напротив дома деда Коли Власова, я вспомнил о книге. Она не давала мне покоя. Как эта вещь вообще оказалась в комнате? Ведь я был уверен, что это сон.
Подойдя к оголовку колодца, я осмотрел его. Меня посетило странное ощущение — это был не привычный страх или волнение, а что-то другое, манящее, притягивающее чувство.
Проведя рукой по холодной и блестящей цепи, на которой болталось ведро, я наклонил голову и заглянул в ствол. Обледеневшие стенки колодца выглядели неровными, напоминая кривую нору гигантского червяка, сделавшего себе вход в подземелье.
Мое лицо ласкала прохлада, поднимавшаяся глубоко из-под земли.
— Митька, опять камни кидаешь?! — заорал дед Коля со своей ограды.
Отскочив в сторону, я задел ведро, которое, подобно выпущенному якорю, устремилось вниз, с грохотом ударяясь об лед стенок. Во́рот разматывал цепь так, что к нему уже было не подступиться, если, конечно, я не планировал остаться без зубов.
— Я тебе, паразит, ноги-то повыдергиваю! Егору сдам, и скажу, что так и было!
— Деда Коля, я хотел только посмотреть, я ничего не кидал туда.
— Знаю я ваше «посмотреть»! А ну, брысь оттуда! Вчерась только ошейник собачий в ведре выудил! Совсем с ума посходили!
Я отбежал в сторону. Про книгу спрашивать было себе дороже. Пока я быстрыми шагами удался за поворот, дед все кричал мне вслед.
Теперь вопросов появилось больше. Как там мог оказаться ошейник, если я туда бросил талмуд? А может, кто из детворы его туда зашвырнул? Но, зачем? Ведь камни-то или книги воду не портят, а ошейник — совсем другое дело.
Быстрым шагом я шел по тротуару вдоль Студенческой улицы, по ходу осматривая соседскую черемуху и оценивая урожай. Деревья росли в каждом доме, но ягоды на вкус всегда казались разными, и никто не знал, отчего это зависело. У деда Ильи, на Зеленой улице, черемуха стояла с виду неприглядная, суховатый ствол. Цвела так себе, а ягоды такие, что с дерева за уши не оттащишь. И наоборот, на Школьной у заброшенного дома — ствол обеими руками не обхватить, ветки раскидистые за забор на улицу лезут, а ягоду возьмешь — рот свяжет так, что весь день плеваться будешь.