— И часто ты так, когда поросят видишь? — улыбнувшись спросила она.
Мои слова отказывались выходить наружу, и я продолжал напуганным немым видом смешить ее.
— Не переживай, я его в стайку загнала, — продолжила она.
— И чего, послушался? — с трудом выдавил я.
— Как миленький! — залилась смехом Василиса, проведя по воздуху рукой так, будто гладила собаку.
— Да я бы с ним сам справился, просто неудачно ступил ногой и упал, а дальше не помню, видимо чердаком приложился о завалинку, — буркнул я с напускной уверенностью. — Глянь, не расшиб там себе ничего на затылке? — наклонив голову, добавил я.
— Там ничего не было, я бы заметила.
— Ну ты это, все равно глянь, мало ли, шишак может? — сказал я, надеясь на ее прикосновения.
Через секунду я ощущал ее холодные пальцы на своей шевелюре. Это напоминало мне зимний ветер, который нагло запускает ледяные руки в твои развевающиеся волосы, когда зимой без шапки перебегаешь из дома на летнюю кухню.
— Говорила же, нет ничего, — голосом, выражавшим обманутые ожидания, произнесла Василиса.
— Ну нет так нет.
Я знал, что она не поверила в то, что я ударился головой, и поэтому немного нервничал.
Резко вскочив с кровати, я направился к выходу. Проходя мимо книжной полки, я замедлил шаг, чтобы показать свою заинтересованность в литературе и вернуть хоть частичку уважения. Книги были красивые, хотя корешки — одинаковые и без надписей. Я потянулся за одной из них, но Василиса строго меня одернула.
— Не трожь, это бабушкины!
— Да я ж так, посмотреть, — с обидой ответил я.
— И смотреть нельзя… — она произнесла это тоном, в котором сквозил страх чего-то непоправимого.
Но я не придал этому значения.
— Да больно надо! У меня свои есть, — огрызнулся я и пошел к выходу. Проходя мимо Василисы, я едва не толкнул ее плечом.
Мы впервые находились так близко к друг к другу. И это был не сон. Несмотря на все злоключения, в тот день я был счастлив. Вспоминая ее, я чувствовал то же самое, что ощущал, когда видел Грея после долгой разлуки. Я любил его так же крепко, как батю и маменьку. Теперь значится и Василису…
По пути домой, моя улыбка растягивалась как тетива лука, я весело перепрыгивал лужи, приветствовал прохожих, и осыпал их любезностями. Даже Камышинские не казались мне такими злыми, и я больше не желал им худого.
Вечерело. Прохлада лениво тянулась от реки, наполняя собой парчумские улицы, а бабульки, сидя на скамейках у своих калиток, перемывали кости прошедшему дню.
Глава 5. Второй свадьбе не быть
Безветренное августовское утро звало меня на Пихтоварку. В это время карась берет неохотно, а вот гальянов побаламутить в истоке озера — святое дело. Для этого нужен хороший сачок, которого у меня пока не было. Сматрячить обод из проволоки или прутьев — задача не трудная, а вот где сетку взять? С этим добром беда. Те сети, что шли на промысел, были крупными — самая маленькая ячея на пятнадцать — в нее гашики прошмыгнут и не заметят. Нужно что-то поплотнее, вроде сетки против комаров, которую тоже днем с огнем не сыщешь. Сидя на крыльце я ломал голову, придумывая выход из положения. И вдруг меня осенило — фата! У маменьки в шкафу сохранилось свадебное платье, она его почему-то не выкидывала, а хранила уже несколько лет. На память? Есть же фотокарточки! Надеть его еще раз? Зачем, ведь свадьба — один раз в жизни! Грей смотрел на меня одобряюще. Немного поразмыслив, я пошел на дело.
Оставив сандалии на веранде, я тихонечко открыл дверь в дом.
Батя в это время работал. Маменька, должно быть, на летней кухне варила что-то скотине. На всякий случай я крикнул:
— Ма?
Тишина. Слышно только тиканье настенных часов. В доме царила прохлада и я уже четко представлял, как натягиваю фату на каркас из проволоки.
Отворив дверцу шкафа, я глазами пробежался по разноцветным маменькиным платьям. Они напоминали радугу после дождя, которую заточили в деревянный ящик. Но свадебного там не было. Наверное на верхней полке, подумал я, и пошел за стулом. Открыв верхнюю дверцу, я отшатнулся и кое-как устоял на стуле — на меня вывалилась куча тряпок. Среди них находился заветный мягкий ком белого цвета.