— Что с тобой? Почему ты не ешь? Ты заболел? Собаки ведь не болеют...
Я присел на корточки и прижал его морду к себе. Она горела как печка.
— Я тебя вылечу. Обязательно вылечу!
Грей дышал прерывисто, его нос был сухим как старый сапог. Он смотрел на меня отрешенным взглядом, словно находился во сне. Из дома вышел батя.
— Ну что, твой друг объявил голодовку?
— Он заболел! — дрожащим голосом ответил я, еле сдерживая слезы.
Батя не терпел, когда я плакал. Он говорил, что мужик не должен ныть как баба. Даже когда хоронили бабушку, он стоял с каменным лицом, не проронив ни слезинки, хотя я знал, что ему было тогда очень больно. Я так не умел.
— Ты вот что, сынок, сбегай до тети Маруси и позови ее к нам, может подскажет, как быть.
Я пулей шмыганул на Студенческую, даже позабыв о Камышинских пацанах. Тетя Маруся Вильмова работала фельдшером при районной больнице. Много она в деревне народу спасла.
По прошлому году, дядя Гриша Селиванов, по пьянке командовал пахото́й на огороде. Тракторист с ним перед этим делом намахнул полстакана ядреной парчумской самогонки. Кто виноват — никто не знает, но острый плуг, как коса, прошелся по ноге дяди Гриши, начисто отрубив полступни. Селиваниха побежала к Вильмовой, а та, проведя нужную операцию, ступню пришила. И прижилась ведь! А все ходили потом неделю охали: инвалидом Гришка останется, ходить больше не сможет. Ходит! До магазина и обратно.
Через считанные минуты, запыхавшийся, я стоял у красных ворот дома тети Маши и кричал что есть мочи. Хозяйка вышла из дома в белом фартуке и измазанными тестом руками.
Мои слова, словно курицы из стайки, непослушно вылетали из меня и все время путались.
Тетя Маша смотрела на меня внимательно, но после того, как поняла, что речь идет о собаке, бросила недовольный взгляд.
— Ну и чего ты ко мне-то прибежал? Мало ль кому на деревне худо нынче!? Вчера только одного любителя лазать по черемухам выходила. А тут собака. Не переживай, Митя, у меня скоро Найда ощенится, я тебя первого позову щенка выбрать.
— Мне не нужен другой щенок, — ответил я, уставившись на синий почтовый ящик, что висел на калитке. — Грей мой друг, это не просто собака!
— Все они у вас не просто собаки. Горилки ему дайте, должно помочь! — бросила Вильмова, захлопнув за собой дверь.
Образ того, как Грей сидит с батей на кухне, выпивает и крутит папироску, на секунду заставил меня улыбнуться, но, лишь я сделал несколько шагов по улице, опять нахлынула печаль.
Я вернулся домой, Грей все так же лежал у своей будки и не шевелился. Сила, с которой он еще вчера мог разорвать любую в мире цепь, покидала его. Уже смеркалось, а я, подстелив побольше соломы, сидел рядом, чесал ему уши и тихонько напевал песню, которую сочинял на ходу. За огородом редко скулила власовская Найда, словно все чувствуя и переживая за своего хвостатого соседа.
Больше всего на свете я боялся, что Грей умрет. Это мысль появилась и летала где-то у меня над головой с момента, как только я отправился к докторше. Батя говорил, что, если мысль сможет завладеть тобой и проникнуть в тебя, — ты ее раб. Рабом я быть не хотел и старался ее не пускать, думая о хорошем.
Я вспоминал зиму, когда батя, привязав санки к нашему Грею, усаживал меня в них, и мы гнали по улице. Морозный ветер обжигал лицо. Я визжал от радости и подгонял его криками: «Вперед мой конь! Неси меня!». Грей набирал скорость как районная электричка, пронося нас мимо столбов и улиц. Проходившие люди шарахались и махали кулаками, а после, завидев моего батю, радостно кричали, расхваливая собаку и мальчика. На поворотах я вываливался из санок в сугроб, и мое лицо залепляло снегом. Грей делал разворот и тоже, подобно лисе, которая прыгает за мышью, нырял в снег.
А летом, когда отец брал меня с собой на рыбалку, я отвязывал Грея, и он бежал за нами до самой реки. Там для него было раздолье. Он подкрадывался к лужам, на которых сидела тьма бабочек-капустниц, мощным рывком накрывал эту стаю, и в небо устремлялась белокрылая туча. Грей, подпрыгивая в воздух, пытался хватать их.
Поначалу он боялся большой воды, и когда батя тащил его за ошейник, упирался лапами, всем видом выказывая неохоту.