«Он сам пришел!» — как гром разразился старческий и неожиданно мужской голос из под балахона.
В животе стало тепло, но картинка оставалось такой же четкой, как и раньше. Через долю секунды у моих ног послышалось хрюканье. Я опустил голову и увидел, что слева от меня возле платяного шкафа стоит хряк и тычет своим пятаком мне в ногу.
Бабка начала вырастать как гриб после дождя, и ее балахон почти касался потолка. Свечи погасли. Я вцепился пальцами в дверь, чтобы не упасть. Ужас уже сидел у меня прямо на голове, я чувствовал его белую тяжесть. В штанах брала свое начало теплая река. Камень, который я сжимал, выскользнул из руки, а я уже бежал, не касаясь пола, помогая себе руками и головой. Врезавшись во входную толстую дверь, я выскочил на крыльцо.
Я бежал до калитки не оглядываясь, и там почувствовал, что моя нога угодила во что-то мягкое. Нет, я не наступил в коровью лепешку, как мне подумалось, это была лапа Лорда. Он не произнес ни звука и даже не пытался меня схватить, а просто, выпучив глаза, проводил взглядом.
Я смутно помню как оказался в объятиях Геры, который прихрамывая шлепал в сторону реки.
— Да, что с тобой?! — не унимался старик, пытаясь привести меня в чувство.
Я не мог не вымолвить ни слова.
— Чудик, да ты белый как простыня..
— Ба-а..! — я учился говорить заново.
— Ну?
— Лорд с цепи сорвался! — прижимаясь к прокуренной тельняшке, с трудом выдавил я из себя.
— Эх ты! — засмеялся он — Он же дальше ограды никогда не выбегал, нужен ты ему два раза, будь он неладен!
— Нужен! — выкрикнул я и разрыдался.
Герман по-отечески крепко прижал меня к себе и сказал:
— Ты почему не пришел ко мне на водокачку, когда я тебя звал?
— У нас Грей совсем занемог, — всхлипывал я. — Я пошел к бабке, думал, может, отвар какой даст.
— И что, дала? — усмехнулся Гера.
— Ее нет дома, — соврал я, уставившись на свои сандалии.
— Ну, может уехала куда или в стайке управляется. Чего реветь-то?
— А я и не реву! — огрызнулся я.
— Ну, вот и молодец. Не ходи туда Митька больше. И от внучки ее держись подальше — не пара она тебе. Сегодня вечером, к девяти, я пойду на болото — экраны проверять. Хочешь со мной?
— Конечно хочу! — радостно вырвалось у меня. — У меня тоже экран имеется!
Старик повернулся и пошагал в сторону своей водокачки.
— Горилка не поможет ему, — кинул он в след.
— А что поможет? — мои слова полетели вдогонку глуховатому старику и остались без ответа.
«Откуда Герман узнал, что я хотел дать Грею самогонки? Ведь я об этом только маменьке рассказал», — размышлял я, направляясь в сторону дома.
Шаркая по тротуару ногами, я думал о Василисе, и о ее бабке — колдунье. Как Рыжая может спокойно жить, если такая в доме нечисть гуляет? «Откуда же там взяться иконам», — подумал я, поднимая одну из досок тротуара на предмет поиска дождевых червей. «А может она держит ее в заточении и питается ее молодой энергией? А ее ли это внучка?» У меня возникало все больше вопросов. А ответов не было.
Отворив калитку своего дома, я подошел к Грею. Он свернулся клубком и дрожал. Моя рука потянулась к его ушам, как вдруг я услышал строгий голос отца:
— Не трогай его!
— Почему? — поднял голову я.
— Это может быть зараза. Мужики в лесу толковали, что в соседней деревушке знали случай, когда от собаки чуть вся семья не помёрла.
Я отошел от Грея, зная, что перечить было нельзя, и надеясь на то, что отец уйдет, а я все-таки обниму своего больного друга.
Батя, докурив папироску на крыльце, зашел в дом, и я сразу кинулся к Грею.
— Я тебе что сказал! Ты что не понимаешь?! — приоткрыв дверь разразился криком отец. Потом добавил:
— Поди на кухню, мать зовет!
Делать было нечего. Я ретировался.
Сидя на летней кухне, маменька отчитывала меня за грязные вещи и новую дырку на коленке моих вчера еще новеньких штанов.
— Ну я же просила быть аккуратнее, Митя! Ты что, не понимаешь, что это плохо отстирывается?! — завела она свою песню.
Отец осуждающе качал головой, сохраняя суровый вид.
— А книжку, которую ты бросил на завалинке? Она вся промокла под дождем! Ну разве так можно с вещами обращаться? Мы уж с отцом обрадовались, думали сын за голову взялся… Я просушила ее на печи, обернула в газету и положила в твой ящик. Еще раз увижу, что бросил — отдам в школьную библиотеку!