— Гера! Спрыгивай, хватит с него! — кричал я вдогонку.
Наступила тишина. Я присел на заросшую тропинку и стал считать звезды, не понимая, что делать дальше.
— Вот, держи! — перепугал меня хриплый голос, протягивая что-то в руке.
Герман стоял в разорванной тельняшке и с травой в волосах, но выглядел счастливым.
— Что это?
— Уши от хрюши, — плохо пародируя детский голос, ответил старик.
— Ты что, убил его? Бабка тебе не простит, ей Богу не простит, или того и гляди проклянет!
— Я просто отрезал ему оба уха, чтобы больше не бегал. Жив курилка!
Глава 9. Грей
Мой сон прервал голос отца. Он сидел на краю кровати, и гладил мои волосы.
— Сынок, просыпайся, — прошептал он.
У меня в глазах еще мелькали обрывки снов, и я не понимал, почему отец не на работе.
Его одежда пахла свежими опилками.
— Зачем вставать? Не в школу же… — протирая глаза, упирался я.
— Одевайся, пойдем.
Мне пришлось подчиниться.
Мы вышли в ограду. Солнце еще только начинало дарить свои первые лучи. Туман потихоньку рассеивался. Птицы чирикали на черемухе, перелетая с одного дерева на другое.
— А где Грей? — изумился я, не наблюдая его в будке.
— Сынок, ты уже взрослый, — начал он, — Грей мучается, понимаешь?
Его слова, будто эхо, медленно доходили до меня.
— Где Грей, папа!? — мой голос заметно дрожал, но не от утренней прохлады.
— Он за стайкой.
Я посмотрел на отца. Лицо его выглядело суровым и мрачным.
Босиком я рванул в сторону огорода. Тротуар был покрыт утренней росой, которая делала его предательски скользким. Я упал. Поднявшись, я добрался до калитки, что вела в огород за стайку.
Грей лежал на широких досках возле завалинки. Шерсть у него была мокрой и вздыбленной, а впалый живот судорожно вздрагивал. Его взгляд был устремлен мимо меня, куда-то вдаль, и лишь редкое моргание говорило о том, что он все еще жив, но я едва мог уловить его дыхание. Я прижался к нему и заплакал.
— Не надо, сынок. Ты делаешь ему еще больнее.
— Он не должен умирать, — выл я, стоя на коленях.
— Ты должен быть настоящим мужчиной, ты — Дмитрий Егорович, мой сын! — повысил голос отец.
За спиной я услышал звук защелкивающегося цевья.
В руках у него была наша двустволка.
— Отойди, сынок.
Хороший был пес, Грейка твой. Не заслуживает он мучений...
— Папа, не надо! — закричал я, утирая сопли ладонью.
— Ему больно, понимаешь? — продолжал он, — Он достоин умереть как настоящий защитник, а не как шакал от холеры!
— Тогда меня тоже убей! — рыдал я.
Отец схватил меня за руку и оттащил. Я брыкался, упираясь ногами в землю. Отец вскинул ружье и направил на Грея. Мой крик перешел на визг.
Щелчок. Осечка.
Из-за забора выглянула Селиваниха:
— Егор, ты чего это удумал сына воспитывать ни свет ни заря?
Грей поднял голову и застыл.
Залитыми слезами глазами я видел мутную черную землю под ногами, мою руку, словно тиски, мертвой хваткой сжимала рука отца.
Выстрел.
Земля ушла из под моих ног и свет погас.
* * *
Весь следующий день я отказывался от еды и почти не вставал с постели. Ветви черемухи, подчиняясь порывам ветра, били по окну моей комнаты, за которым слышался свист. Я привстал с постели и увидел в окне дядю Гришу, мчащегося мимо нашего дома с двумя ведрами в руках. Открыв окно, я почувствовал сильный запах гари.
Спешно натянув штаны и майку, я выбежал на крыльцо и увидел столб черного дыма, который поднимался над домами на Школьной улице.
Я оторопел и по привычке посмотрел на будку в углу ограды — место выглядело безжизненным и серым. Цепь, подобно огромной мертвой змее, вилась по дощатому тротуару, заканчиваясь пустым ошейником. В пустой будке, как у себя дома, прогуливался воробей, подбирая крошки еды, оставленные Греем. Я взял рогатку и бросил в него. Он улетел.