— Так и я не слыхивал, — швыркая горячий чай, поддакнул Герман.
— Народ наш парчумский, хоть и разный, но схоронили по-человечески, помогал каждый, чем мог. Надо бы крест справить хороший, могилка уже устоялась и просела. Руки у тебя, Герман, золотые, а материалом я тебя обеспечу.
— Ну, а чего и не справить, делов-то, Егор? А если помянуть сейчас надобно, то я готов.
Отец посмотрел на старика, улыбнулся по-доброму, воткнул в стол шило, затушил цигарку и повернулся ко мне.
— Митька, хватит с ниткой играться, ступай, достань из чулана банку. Да так, чтобы мать не видела.
Чулан находился на веранде дома. В нем хранились разные соленья, бочка квашеной капусты, совки для сбора ягод, старые тряпки, которые жалко выбрасывать, косы, топоры, рубанки и прочие инструменты. Там же на полках, разлитая по банкам, стояла горилка. У бати всегда был серьезный запас, хоть он ею шибко и не увлекался. «В деревне, — говорил он, — самогон есть вторая валюта». Ею можно было платить за любую работу, или обменять на продукты.
Независимо от погоды, летом внутри кладовой всегда царила прохлада. Старый выключатель не всегда срабатывал с первого раза. Пару раз щелкнув его, и не дождавшись результата, я распахнул двери, чтобы свет с веранды проник внутрь чулана. Подставив стул, я пытался дотянуться до трехлитровой банки, но она стояла высоко. Встав на носочки я уже мог касаться ее крышки. Дверь захлопнулась. Стул качнулся, и от испуга я повалился вниз. Следом за мной — соленья и самогон. Очутившись на полу, между нескольких пар старых валенков и всякого тряпья, я, к своему счастью, обнаружил, что ничего не разбилось. Было темно. Мурашки, словно табун лошадей, пронеслись по мне от пяток до самой макушки. Вскочив с пола, я ломанулся к двери, возле которой уже стояла маменька.
— Митя, ты чего тут забыл? Я думала, двери в чулан сквозняком растворило, я и захлопнула.
— Отец велел войлок достать, — приходя в себя, буркнул я.
— Ну так беги, раз велел, — удаляясь в дом, добавила она.
Доставив драгоценный груз, и забравшись на печку, я, по просьбе отца, начал размечать мелом кружочки на обрезках войлока, который остался после подшивки. Это были заготовки для пыжей, которые шли на зарядку патронов для ружья.
Отец с Герой выпивали, сворачивали самокрутки и горячо спорили. Дым висел коромыслом, из-за чего, лампочка под потолком напоминала мне солнце скрытое в тумане. За этот вечер я узнал много нового о нынешнем политическом строе, о кознях переменчивой погоды, об улове, который мельчает, и об урожае на следующий год.
Глава 4
Знакомство
После обеда следующего дня маменькой мне было поручено сбегать к Новосёловым, чтобы помочь по хозяйству. Потому что баба Зоя с утра уехала в райцентр.
Ну, меня долго просить не надо было: там ведь живет Рыжая. А с любой скотиной я с малых лет управляюсь. Батя научил меня убирать за поросятами, давать сено коровам, а курам зерна кинуть, так вообще дело нехитрое.
Подойдя к зеркалу и аккуратно поправив белобрысый чуб, постоянно слетавший мне на глаза, я слюнями стер со лба пятно от комариного укуса. Веснушки, разбросанные по моему лицу, убрать не получится, сколько не три. Из-за них, проклятых, меня на улице дразнили Пыжиком, Антошкой, и добавляли, что я убил лопатой какого-то деда. Хотя у Василиски тоже были конопушки, но ей никто и слова не говорил. Про меня же, из-за торчащих в стороны двух лопухов, в школе шутили, что впору только за стенкой подслушивать. Но в этом они были правы: слух у меня был не хуже, чем у Грея.
И все же досадно было — батя мой и лицо имел как у дворянина, и здоровье — бычье, за что бабы, если верить слухам, за ним толпой бегали.
А маменьку, так вообще, хоть завтра актрисой в телевизор на «Голубой огонек» отправляй.
Покрутившись перед зеркалом, я обнаружил дырку на майке размером с перепелиное яйцо. На прошлой неделе в этой майке я повис на черемухе, и если б не она — свалился бы точно. Ходил бы потом воробьям фигушки показывал, как наш Володька Капустин, который в детстве с сеновала упал. Он с тех пор так и ходит, улыбается каждому и хоть утром, хоть ночью всем желает доброго дня. Но и в этом была своя прелесть — в школу никто ходить не заставляет.
Починив майку на скорую руку, я снова подошел к зеркалу. Представляя напротив Василиску, я стал репетировать.
— Привет, конопатая! Куда твоя бабулька намылилась? Никак за подарками внученьке?