– Чего это ты? – спросила я, когда мы вышли на улицу.
Катрина схватила меня за руку, глаза у нее были полны ужаса.
– Я видела, я видела его вчера!
– Кого?
– Этого вашего постояльца! Я видела!
– Знаешь, я его тоже видела. И вчера, и сегодня, и это удовольствие продлится еще неизвестно сколько!
– Да нет же! – почти зашипела Катрина. – Я видела, как он шел со стороны холмов!
Я чуть не грохнулась прямо на мостовую. Со стороны холмов? Этого не может быть! Он, конечно, неприятный, хоть и красивый, но все равно высокомерный, терпеть таких не могу, но чтобы он был как-то связан с холмами?!
– Нет, нет, Катрина, этого не может быть! Ты перепутала!
– Смеешься? С кем его перепутаешь? Это точно был он!
– Значит, он шел не из холмов, а просто с той стороны, может быть… я не знаю откуда!
– Он переходил мост.
И мы обе знали, что тут невозможно ошибиться. Там, где заканчивается Жестяная улица, есть мостик через ручей. А за мостиком – холмы. И другой дороги туда нет. И если человек перешел мост, значит, все, он был в холмах, он возвращался оттуда, других вариантов просто не было. У меня заболела голова. Господин Этьен и холмы? Нет, только не это, пожалуйста! А тетя? Что будет с ней, если об этом узнает кто-нибудь? А я? Неужели меня тоже бросят в тюрьму!
…Холмы обрамляли город с севера.
Говорят, когда-то давно там было поселение каторжников. Но еще говорят, что туда издавна выселяли прокаженных. Или родственников казненных ведьм. Будто бы они рыли норы, как звери, как лисы или барсуки, и жили по-звериному. Ели падаль, умерших товарищей по несчастью, а иногда воровали детей, пробираясь в безлунные ночи в город. Подходить к мосту строго-настрого запрещалось. Раньше там даже стояла будка с караульным, но все так боялись холмов, что в нем отпала всякая надобность. Мы не знали, что стало бы с тем, кто ходил в холмы, такого просто никогда не было!
– Ты дрожишь, – сказала Катрина. – Тебе страшно?
Я даже не ответила. Не весело уж точно!
– А сегодня в школе бал, помнишь? Я и тебе платье взяла, а то знаю я твою тетушку: серый и коричневый – вот достойные цвета для молодой девушки!
Катрина, конечно, хотела меня отвлечь, и я попыталась улыбнуться. В конце концов, при чем здесь мы с тетей? Мы не можем отвечать за постояльцев! Но мысль о том, что человек, вернувшийся из холмов, живет у нас, мучила меня весь день.
Да еще этот дурацкий бал! После уроков Катрина затащила меня в туалет и велела переодеваться. Платье она мне принесла свое – ярко-красное, с открытыми плечами и блестящим поясом.
– Я не надену.
– Наденешь, – твердо сказала Катрина. Сама она переоделась в почти такое же, только зеленое. – Смотри, мы с тобой как сестры!
Я вздохнула и стала переодеваться. Как же, сестры! Во-первых, я выше Катрины на полголовы и не такая худенькая, а во-вторых, она очень хорошенькая. На нее даже на улицах оглядываются, особенно парни, которым она виртуозно строит глазки. У Катрины ярко-рыжие волосы, зеленые глаза, а от улыбки появляются ямочки на щеках. Тетя говорит, что раньше, в далекие времена, ее сожгли бы на костре за одну внешность. А я… я самая обычная. И даже Катринино платье не могло тут помочь. Катрина распустила себе и мне волосы, и я постаралась так уложить их, чтобы они закрывали голые плечи.
– Какая ты скучная, – усмехнулась Катрина.
Я не ответила. Я не скучная. Я просто не хочу быть похожей на маму.
В большом зале уже все собрались. Сначала должен быть спектакль, а потом танцы. Не знаю, что мне противнее. Артистов нам всегда привозили самых дешевых, они кривлялись на сцене, выкрикивали дурацкие фразы фальшивыми голосами и пели глупые песни. Однажды мы с мамой были в настоящем театре. Я была не очень большая, не помню, про что был спектакль, но те артисты смеялись, плакали и умирали по-настоящему. И я тоже плакала с ними и из-за них.
А здесь, в школе, никто не обращал на артистов внимания. Все шушукались, переговаривались, мальчишки плевались через трубку пережеванными и скатанными в шарик бумажками. А артисты всё надрывались, будто им наплевать, что их никто не слушает. Мне вдруг стало их жалко. Они же не виноваты, что не умеют по-настоящему. Не виноваты, что в этой школе никто никогда не будет их слушать и смотреть.
– Элоис! Эй, Элоис!
Я сделала вид, что не слышу. Этот Барит полный кретин, все время ко мне пристает!
– Дура! – фыркнула Катрина. – Красивая, вот и пристает.
Катрине было обидно, что Барит приставал не к ней.
– Он противный.
– Он красавчик! Вся школа по нему с ума сходит!
– А я не хочу.
Спектакль закончился. Учителя велели расставлять стулья, чтобы освободить место для танцев. Госпожа Тереза посмотрела на меня неодобрительно. Подумаешь! Сегодня бал – как хочу, так и хожу! Почему на остальных она так не смотрит? Но я жалела, что вырядилась. Все равно никто не пригласит меня танцевать. Так и буду торчать одна весь бал. И лучше бы торчала! Потому что на первый же танец меня пригласил Барит. Он оглядел одну девочку, вторую: мы стояли у стульев, будто специально, чтобы он нас разглядывал, приценивался. Катрина кокетливо тряхнула волосами в ответ на его взгляд, но он все равно подошел ко мне.