— Это вы убили гражданина Савина?
— Нет.
— У вас есть алиби?
— Я редко выхожу из дома.
— Ничего не хотите мне сообщить?
— Нет.
— Ну и ладно. Я вам верю.
Если бы майор Котов задал напрашивающийся вопрос: знаю ли я, кто убил Прохора? Я бы ответил утвердительно. Но он не спросил.
— Это все, что вы хотели знать?
— Да. Отдыхайте.
Лида и Куропатов ждали меня у машины.
— Он — враг? — спросила Лида.
— Честно говоря, я не понял. Странный человек.
Дома я попытался разобраться в новых впечатлениях, так внезапно обрушившихся на меня. Ограниченность восприятия, — есть такой грех, но я никогда этого и не отрицал, — не казалась мне существенным недостатком. Разве есть на свете люди, которым доступны все без исключения проявления человеческого бытия? Наоборот, я привык считать, что отстраненность и мизантропия — обязательные качества исследователя, занимающегося будущим, так как только они позволяют находиться над схваткой и рассматривать эволюцию человечества как бы со стороны, оставляя без внимания мешающие ученому устойчивые представления.
О, эти несчастные представления! Сколько блестящих умов не смогли достичь чего-то существенного только потому, что представления для них оказывались важнее очевидных фактов. Как раньше говорили: «Наша догма всесильна, потому что верна».
— Ну, что скажешь? — спросила Лида.
— А я должен?
— Нет. Но мне было бы интересно послушать тебя.
— Интересный опыт, но для понимания будущего это приключение ничего не дало.
— Неужели?
— Я считаю свою ограниченность достоинством.
— Нет, Уилов, ты не ограниченный, ты — дикий. Как можно заниматься вероятными судьбами людей, сократив общение с ними до минимума?
— По-другому нельзя.
— Ерунда. Ты просто не пробовал. Постой-ка, хорошая идея для книги появилась. Предположим, что ты страшно невезучий человек, и каждая новая встреча с людьми приводила к жутким неприятностям. Любой бы на твоем месте старался держаться от людей подальше.
— Это ты о чем?
— Все началось со встречи одноклассников. Так? Ты не умеешь общаться с людьми. Тебя хватает только на то, чтобы болтать о своей работе. Что-то мне подсказывает, что ты еще и сердился на них за то, что они не проявляют искренней заинтересованности в познании будущего.
— Некоторые проявили.
— Вот. И это самое интересное в этой истории.
— Почему?
— Да потому что нормальные люди, выпив водки в компании друзей, которых не видели десять лет, наукой не интересуются. У них есть более интересные вещи для обсуждения.
— О чем ты?
— О своей новой книге, естественно, про твоих друзей одноклассников. Разве ты не заметил, что они ведут себя неестественно?
— Нет.
— А это потому, что ты — дикий человек. Люди не похожи на тебя, у них свои представления и свои мечты. Но ты не способен это понять.
— Я это знаю.
— Но только теоретически.
— Этого достаточно.
— Скажи, теоретик, чего от тебя хотел майор Котов?
— А мне-то откуда знать?
— Вот. И я не знаю.
— Забудь. Выкинь из головы.
— Не могу, потому что он влез в мою книгу, не спросив разрешения. Кто такой? Зачем появился? Почему он не твой одноклассник? Нет ответов.
— Не обращай внимания. Вдруг он и в самом деле обычный следователь?
— Следователь, который решил допросить тебя, хотя ему запретили это делать. Галиматья!
— Ну, я не знаю. Может быть, он человек Карачуна?
— Это было бы очень просто.
— Но тогда становится понятно, кто запретил ему допрашивать меня. Карачун.
— Конечно. Но объясни, почему он ослушался? Какую пользу он хочет получить? Как использовать тебя?
— Ты выстраиваешь сюжет. Вот ты и думай!