Ну, точно! Эту папку Игорь не далее как вчера передал на доработку в параллельный отдел. Он хорошо помнил узел, которым завязал на ней тесемки: тройной, заломленный… Разумеется, там не удосужились даже развязать папку. Он занял свое место у окна, распутал узел, раскрыл папку, покосился на кабинет Администратора, вынул из кармана томик Маршака, положил его перед собой, заслонив картонным бортиком, нашел тот сонет и в мучительной неподвижности уставился на его первую строку… Потом, ступив шаг, на вторую.
Дальше не пускала его память, ворочавшая внутренней речью, как дерево, сотрясаемое бесшумной бурей, ворочает корнями в каменистой почве на краю заброшенного сада, в разгаре весны, в начале лета перед вечерней грозой, ненастной зимой, нескончаемой, как утверждала метель за окном, этот мрачный мартовский снегопад, вращающийся, будто огромное колесо, будто зерно в еще не разогнавшейся мельнице! Сейчас там наддадут… Ветер… Или вода?.. Вода… Воды — на крылья! Воды!..
«Теперь, когда весь мир со мной…»
«Теперь, когда весь мир…»
«Весь свет…»
Теперь, когда весь мир со мной, весь свет,
Как десять лет назад, и десять весен,
И столько ж зим, и девять белых лет,
Как пальцев, сжатых в круг, и в теплой горсти,
Как десять лет назад, птенцу, как мне,
В жару и страхе, сомкнутые прочно,
С мизинцем лишним, давят девять лет
Теперь, когда весь мир… когда весь свет
В твоей горсти, не пролит, свет молочный.
Мой мир. Мое дыхание. Мой свод,
Сведенный бережно. Как десять первых строчек.
Теперь и неизменно. Белой ночи
Перо в паденье, мой десятый год.
Последний год. Излитый свет молочный.
Излитый свет. Молочный зуб. Двора
Бездонное дупло. Весь мир со мною.
Мне десять лет. Жестокая пора.
Я выпал из… Теперь, когда нас двое…
Блаженство тесноты. Просветы сна.
Зубчатый луч. Щербатый щебет; кладку
Возводит память, выше, выше! Нам
Не страшно пасть на камни, где–то там,
Внизу, начнется жизнь паденьем сладким.
Я выпал. При падении сломал
Два костных выроста, перевернулся трижды,
В булыжник клювом. Ранил клюв. Пищал,
Закрыв глаза; прозрел, ничтожный, вижу:
Нас тьма, зовущих мать. И свет под крышей.
Нас тьма, зовущих. Масть у нас одна.
Живой булыжник шевелится в муке.
Все гуще тень от стен. Все ближе руки,
Спасительный подъем, и от окна
Чердачного, ладони мне раскрыв,
Ты прянешь вниз. Мне десять лет. Я жив.
Засеешь двор крупой и хлебной крошкой,
На корточки присев, ко мне склонив
Мальчишескую голову в беретке
Коричневой. Я жив. Потрепан кошкой.
Не трепещу в руках. И с низкой ветки
Взираешь ты же… крылья распустив
Шатром. Мне десять лет… Как десять лет
Назад. Теперь. Когда… со мной… весь свет…
В раздоре. Ты разлюбишь. Изменив,
Забудешь. Треснет кладка. Сгинут десять
Неплотных лет. Изменишь, разлюбив,
Неплотный мир, прольется свет, и месяц
Исчезнет щелью, скважиной замка.
Погаснет свет за дверью. Имя, тая,
Исчезнет той, что помнила, сплетая
Венки из вянущих… Два выпало цветка,
Два имени. Два жарких уголька —
Два круглых глаза… Стон: «Не разлюбить…»
Душа моя! Мой свет!.. Хотелось жить.
Хотелось жить, и оттого, что сроки
Не близились, пугая, но, страша,