— Нет… — Гриша уперся пятками в горячую землю, но сила была непреклонна. Она продолжила толкать его, несмотря на все сопротивление. — Нет!
Вдруг его ноги вгрызлись в грунт, подняли его бугром, и Гриша остановился. В какой-то половине метра от огня, но все же остановился.
— Не противься, — проводник поднял вторую руку и повторил жест.
— Нет! — прорычал Гриша, напрягая всю свою волю. — У меня осталось незаконченное дело!
Давление усилилось многократно. Вал вздыбившейся земли тоже. Гриша ощутил, как на его спину навалился груз тяжелее горного хребта, который они преодолели ранее, но каким-то чудом даже этого было недостаточно, чтобы сдвинуть его с места.
— Как? — осознав свое бессилие, проводник отступил назад. Давление тут же исчезло и Гриша, едва не потеряв равновесия, упал на колени у ямы в земле, которую сам же и выдавил.
— Ты же сам сказал, я нарушитель законов мироздания, — он выпрямился, провел ладонью вдоль бедра и там, где проходили его пальцы, из воздуха медленно проявился большой кухонный нож.
— Но так нельзя! — голос проводника предательски дрогнул. Гриша услышал это и ухмыльнулся.
— Так нужно, — он, выставив вперед нож, сделал шаг к фигуре в сером балахоне, намереваясь совершить еще один поступок, который еще никто не совершал, как вдруг, та самая фигура дрогнула, будто летнее марево над асфальтом, потеряла свои очертания и растворилась в воздухе. Не успел Гриша понять, куда подевался проводник, как что-то невидимое неожиданно подхватило его и, не дав опомниться, понесло прочь от реки огня, обратно через безжизненные земли, над горным хребтом и зелеными полями. В считанные секунды он преодолел весь маршрут и пулей влетел в прямоугольник света, обрамленный дверной лудкой.
Гриша пришел в себя. Он все так же сидел на диване с пультом в руке. Часы на дальней стене все так же отбивали ритм времени, а реклама в телевизоре сменилась заставкой аналитической передачи.
— И мы опять в эфире, — диктор повернулся к мужчине за столом. — Степан Геннадьевич, перед уходом на рекламу вы говорили о том…
В люстре над головой Гриши с громким хлопком лопнула лампочка.
12 Новости
— И чего мы здесь делаем? — Петя заглушил двигатель «Волги», остановив ее у аллеи славы.
— Мы – ничего. В смысле, ты – ничего. А я поду немного на лавочке посижу, — ответил Дудка.
— А чего, конец света уже отменили? Вроде как пол часа назад еще было все плохо, а теперь ты по лавочкам рассиживать собрался…
— Считай, это традиция у меня такая. Думать помогает.
— Так может я тогда с тобой пойду? Две головы думают лучше.
— В нашем случае не две, а полторы. Нет, Петя, это дело личное. Интим, так сказать. Ты лучше оставайся в машине. Я не на долго. Ну, или можешь пока в ларек сгонять за минералкой. Жарища на улице, хоть свет туши.
Дальнейших возражений Степа слушать не стал. Молча вылез из автомобиля и пошел привычной дорогой, мимо стел с именами павших в войне героев, вечного огня, который не горел уже почти месяц, обогнул постамент с артиллерийской пушкой и сел на свободную скамейку. Оглядевшись по сторонам, он глубоко вдохнул, а затем медленно выдохнул, очищая голову от жужжавших в ней, словно пчелиный улей, мыслей. Постепенно образы обезглавленных полуразложившихся тел отошли куда-то на задний план, померкли. Вместе с ними туда же, на задворки сознания, ушло уже начавшее надоедать волнение об острой нехватке времени. Теперь Степа видел вокруг себя только деревья, освещенные летним солнцем, детей, игравших на детской площадке в другом конце аллеи, двух старушек с буклетами про бога, сидевших через скамейку, велосипедиста в облегающем спортивном костюме, словно только что сошедшего с экрана телевизора, по которому показывали гонку Тур ДеФранс.
— А ты все думы думаешь? — нарушил идиллическую картину неизвестно откуда взявшийся Рупор.
— Все думаю, — Степа улыбнулся и кивнул.
— Это дело хорошее, — бездомный сел рядом с ним. — Если не увлекаться.