— Вдребезги.
Мимо скамейки, на которой сидели Дудка с Рупором промчался велосипедист в необоснованно дорогом спортивном костюме, будто только что отставший от основной гонки Тур Де Франс.
— Ну ты это… ездить аккуратно надо, Степка. Машина же старая. В ней ни подушки нет, ни ремней нормальных. Это ж настоящий гроб на колесах.
— Именно на это я и надеялся. Помнишь того мужика, что кучу трупов в парке спрятал?
— Мужика? — Рупор задумчиво поерзал на месте. — Не, мертвяков помню, а мужика - нет.
— Да и не важно. Так вышло, что он меня все-таки нашел. И мы с ним, как ты тогда выразился, по-мужицки поговорили.
— Да ладно?
— Тот еще вечерок выдался. Правда я подробностей разговора почти не помню. Так, только в общих чертах… — пока Дудка лежал в больнице, его мысли то и дело сами по себе возвращались к вечеру в полицейском участке. Он много раз пытался собрать цельную картину из тех кусочков, на которые разбилась его память при аварии, и можно сказать преуспел, если бы не одно «но». Его не покидало ощущение, что он упустил нечто крайне важное, какой-то кусок головоломки, который незаметно закатился под диван. — Но персонаж он оказался тот еще. Причем в прямом смысле слова.
— Так, ты погоди тогда. Чую история будет. На такое дело надо подготовку, — Рупор взял бутылку пива, откупорил ее о сидение скамейки и залпом осушил. Старушки, прятавшиеся от солнца на противоположной стороне аллеи, с недовольными лицами наблюдали за этим действом. — Все, я настроился.
— Оказалось, что этот дядя совсем на голову отбитый был, — продолжил Дудка.
— Ну дык, не мудрено. Нормальные люди по паркам мертвяков не раскладывают.
— Я ему, кстати, при встрече так и сказал, представляешь? Но нет, Рупор, этот случай совсем запущенный. Звали нашего дядьку Григорий Федорович Титов. Дубров про него справки кое-какие навел. Он на одном из наших заводов сварщиком работал. Спокойно себе работал, никого не трогал. Нелюдимый был, ни с кем из смены не разговаривал обычно. Утром приходил, занимался своим делом и вечером уходил. А потом у него напрочь протекла крыша. Он начал думать, что весь мир вокруг ненастоящий.
— Это как это?
— Не уверен, но, по-моему, он что-то говорил то ли про пьесу, то ли про спектакль… Плохо помню. Он считал, что люди, которых он убивал – персонажи.
— Вот так да… — протянул задумчиво Рупор, поднял с земли пивную крышечку и сунул в карман. — И чего? Ты его поймал?
— Не совсем. Скорее, наоборот. Я дал ему поймать себя. Он меня в заложники взял и хотел уехать от полиции на моей машине, чтобы в спокойном месте мне же отрезать голову, — последнюю часть фразы Дудка сказал с определенной гордостью. За годы работы с ним приключалось множество различных неприятностей, но такая – в первый раз. Своего рода новый опыт.
— И как, отрезал? — Рупор хихикнул.
— А то! — подыграл его шутке Степа. — Видишь, в больнице новую приставили, — он повертелся на месте, — почти как настоящая.
Они оба рассмеялись. В это время прямо у скамейки на бетонную плиту, которыми была выложена аллея, приземлился воробей. Он пару раз чирикнул, деловито проскакал на своих маленьких лапках к ноге бездомного, запрыгнул ему на ботинок и нахохлился.
— О, смотри, — Рупор резко перешел на шепот, — я теперь Белоснежка из мультика.
— Лови его, пока не улетел. Будет тебе обед.
— Э, ну ты чего? — казалось, Рупора такое предложение задело, а может даже обидело. — Он же ко мне со всей душой, а ты его сразу есть. Ну так же нельзя…
— Извини, я не хотел ничего такого сказать. Просто пошутил.
На пару минут над скамейкой повисла тишина. Степа с Рупором умилялись задремавшим воробьем.
— Кстати про еду, — вдруг заговорил бездомный. — Как там твой толстый стажер поживает?
— Петя? Всю дорогу меня в больнице доставал. Тот Гриша в него следователем кинул. Да так удачно попал, что оба сотрясение приобрели, а Пете еще и перелом челюсти на сдачу достался. Недели полторы через трубочку кушал. Хорошо хоть жена с дочками навещали. Зато теперь не такой уж и толстый.