— Что ее некому хоронить? — предположил тот.
— Близко, но не совсем. Из этого следует, что хоронить ее придется государству. А ты же знаешь, как наше государство дела делает. Тяп-ляп, да и хрен с ним… Короче, по закону в такой ситуации деньги из бюджета выделяются одной из ритуальных служб, чтобы та сделала всю работу. Деньги выделяются скромные. За такие никто из серьезных ритуалок не возьмется. А те, кто согласятся, будут халтурить на всем, на чем только можно.
— И ты думаешь, что бабу Любу хоронила третья ритуальная служба?
— Думаю? Я в этом уверен. У них же там уже давно весь рынок поделен, как у мафии настоящей. Соответственно первые две – прямые конкуренты, а третья – так, сбоку припеку. Доедает то, что не едят большие. Им-то наверняка и перепали похороны бабы Любы по программе «ультра эконом плюс». А дальше картина ясная. Положили старушку нашу, надкушенную, в самый дешевый гробик, а то и в обычный ящик, и закопали абы как на краю старого кладбища. Никаких надгробий ставить не стали, только деревянная табличка с номером захоронения. А сэкономленные деньги поделили всей конторой.
— Выходит, — лицо Пети посветлело от озарившего его понимания, — баба Люба хочет, чтобы над ее могилой было написано ее имя?
— Именно так, — кивнул Дудка.
— Но… зачем ей это. Разве мертвому не все равно, что за табличка будет торчать в земле?
— А вот это, Петя, уже вопрос скорее психологии. При жизни люди верят в разные вещи. Кто в бога, кто в его отсутствие. Но большая часть этих убеждений – поверхностные, ничего не значащие. Настоящая вера витает в глубине разума, в подсознании, и наружу выходит только в моменты самого сильного отчаяния. Чаще всего перед смертью. Так в реанимации отбитый атеист может начать молить бога, которого всю жизнь отрицал. А священник, вместо света в конце тоннеля и хора ангелов, увидит Валгаллу, о которой прочитал еще в детстве, и ее образ осел в его мозгу на всю жизнь. Но история с именем мне встречается не первый раз. Это довольно распространенный феномен. У меня нет твердой уверенности в его причине, но есть предположение, которое мне нравиться считать правильным. Скорее всего, где-то в подсознании бабы Любы твердо осел миф об Апостоле Петре, охраняющем врата рая. И после смерти ее дух решил, что без имени на надгробии он не сможет предстать перед Петром. Тот его просто не узнает. Конечно, звучит это все слегка натянуто, но пока что других рациональных объяснений у меня нет. Да и не знаю, нужны ли они. Главное, что теперь, зная, что нужно бабе Любе, мы сможем исполнить это желание и тогда она освободит незаконно занимаемую жилплощадь.
— А ты уверен, что замена таблички поможет?
— Да, — без раздумий ответил Дудка. — Опыт говорит мне, что я прав. А если нет – не беда. Вернемся и будем работать дальше.
Он посмотрел на старинные наручные часы, что болтались над изуродованной кистью и его лицо помрачнело. Петя заметил это изменение.
— Ты чего? — спросил он, насторожившись.
— Да так… — Дудка отмахнулся. — Поздно уже для похоронки. Утром звонить надо. Заводи, поехали по домам.
— Нет уж, не увиливай. Я уже третий раз за ночь вижу, как ты на часы свои смотришь. Может я в привидениях и не разбираюсь, но в людях кое-что понимаю. Что-то не так. Я же вижу. Что?
Дудка посмотрел на Петю испытывающим взглядом.
— Ладно, про бабку ты слушал вполне спокойно… Эти часы, — он приподнял руку так, чтобы свет потолочной лампы получше их осветил, — достались мне от моего учителя. А ему – от его. Откуда они взялись я точно не знаю. Мне получилось проследить их только до первой мировой, а раньше – никаких упоминаний. Я думал, после ухода на пенсию оставить их тебе, если будешь хорошо учиться. Но если так пойдет и дальше, видимо не судьба.
— Я не доучусь? — взволнованно спросил Петя.