Так началась тихая глава в истории Григория Титова. А самый тихий час, как известно, наступает перед бурей.
***
Гриша стоял на кухне, молча выскабливал столовой ложкой остатки мозга со дна черепной коробки и наблюдал за изменениями, которые происходили где-то внутри него самого. Он не мог описать словами то, что чувствовал. Это было бы сродни тому, как слепой пытается объяснить глухому понятие цвета. Да и вряд ли кто-то захотел бы услышать это описание. Для обычных людей Гриша был ничем иным, как убийцей, маньяком, сумасшедшим психом, поедающим чужие мозги. Твердое, подтвержденное фактами мнение, с которым сложно было бы спорить. Гриша бы и не стал. Он прекрасно осознавал кем он был, кем он стал и куда идет. Полгода назад он ступил на дорогу, с корой уже нельзя было сойти. Он впустил в свою жизнь новую зависимость, бившую водку, героин и даже кислород всухую.
Отправив в рот последний кусочек мозга Никиты Разумкова, Гриша отошел от кастрюли, в которой лежал вскрытый череп, не глядя сел на табурет и, закрыв глаза, медленно облизал окровавленные губы. Сейчас он испытывал такое наслаждение, которое не мог бы себе представить ни один из живущих на свете людей. Извращенное, эгоистичное и грязное удовольствие, от которого каждая клеточка его тела взрывалась фейерверками радости. Гриша убивал до этого. Гриша ел до этого. Но сегодня Гриша сделал кое-что впервые. Он убил и съел не «затычку». Он убил и съел ВТОРОСТЕПЕННОГО. И теперь, сидя на табурете посреди кухни, он чувствовал, как сам становился ВТОРОСТЕПЕННЫМ. Необъятная дыра в его естестве, всепоглощающий вакуум где-то внутри него слегка наполнился. Объема было немного, но достаточно для того, чтобы заметить разницу. Достаточно для того, чтобы понять, он больше никогда не вернется к «затычкам».
***
Человеческая память падка на первые разы. Мы всегда лучше запоминаем свой первый поход в детский сад. Свою первую учительницу, первый поцелуй, секс. Свои первые серьезные отношения. Наши первые провалы нам всегда кажутся больше, значительней, как и первые успехи.
Несмотря на всю свою «особенность» Гриша Титов, все же, оставался человеком, и свой первый раз он запомнил навсегда.
В 2019 году он по-прежнему разделял квартиру с семидесяти семи летним отцом. На хлеб Гриша зарабатывал себе тем, что пять раз в неделю вставал рано утром и шел на завод. Там он восемь часов к ряду приваривал одни железки к другим, потом мылся и шел домой, попутно покупая себе бутылку чего-нибудь покрепче. С коллегами он почти не разговаривал. С отцом – тоже. Его жизнь сузилась до одной небольшой точки, в которой он, скукожившийся, крохотный и жалкий существовал по инерции. С женщинами у Гриши не ладилось. Как оказалось, большинство из них не готовы были терпеть постоянные запои второй половинки. А те, кто был готов – быстро выпроваживались пока еще хоть что-то соображавшим Федором. К тридцати пяти годам либидо Гриши не выдержало пагубного влияния алкоголя и превратилось в тыкву. Так надобность в женском внимании для него отпала на совсем.
Отец часто корил Гришу. Сперва за неуспеваемость в школе. Потом, за постоянные хулиганские выходки, и за пущенное под откос будущее. По большей части его можно было понять. Он возлагал на сына большие надежды, и когда тот в очередной раз не оправдывал их – сильно расстраивался. К тому же, бросившая его жена, оставила ему в наследство своеобразный комплекс неполноценности, который временами сильно портил настроение и заставлял срываться на сыне.
Гриша терпел постоянное давление отца так долго, что уже и забыл, как это существовать без него. Иногда нравоучения превращались в какие-то бессмысленные ссоры и споры. В такие моменты Гришу спасало общее безразличие к жизни, то самое болезненное осознание тщетности и пустоты. Но осенью 2019 Федор стал все чаще переходить допустимые границы. Острые черты характера стали выпячиваться из него сильнее обычного. В нравоучениях начали проскакивать ранее недопустимые фразы типа «правильно от тебя мать ушла», «я тебя никогда не любил» или «тебя, урода, нужно было еще в детстве подушкой придушить». А в одной из ссор Федор впервые распустил руки. Да, он был стариком. Да, пощечина вышла слабой, даже красного пятна на щеке не оставила. Но Гришу она проняла сильнее любой обидной фразочки. Она зацепила его за нужную струну, а алкоголь, игравший в крови, не дал нажать на тормоза.