Но Шац не собирался сидеть, сложа руки. Хотя, если быть точным, то он все же делал именно это. Но не просто так. Он ждал, когда на кладбище привезут его тезку и лучшего друга. Во что бы то ни стало, он собирался попрощаться с ним, сказать последние слова. И никакая жена не могла его остановить.
Около полудня на кладбищенскую дорогу один за другим начали заезжать автомобили. Всего три. Первый Шац узнал, это была старая «Нива» Кирилла. За рулем сидел его пожилой отец, радом, на пассажирском – вдова, а сзади сын. Вслед за автомобилями появился потрепанный ПАЗик с табличкой «ЛЮДИ» под лобовым стеклом. Процессия проехала по тому же пути, что и Шац часом ранее, но остановилась у свежевырытых могил. Из автобуса начали выходить люди. В основном мужчины. Большинство из них Шац не знал, но предположил, что это коллеги Кирилла из сварочного цеха. Последние из выходивших вытащили из ПАЗика гроб. Не из дорогих, с сиреневой тканевой обивкой снаружи и большим крестом на крышке. Работники кладбища, до того стоявшие у могилы с лопатами, поставили рядом с ямой деревянные подпорки, на которые положили гроб. Крышку открыли и отставили в сторону. Из третьего автомобиля, борясь с задравшейся рясой, вылез священник. Быстро пригладив одежды и подтянувшись, он прошел к гробу.
Шац решил, что подходящий момент настал. Он быстрым шагом преодолел расстояние от полянки-парковки. Стараясь не привлекать к себе внимания, он по большой дуге приблизился к раскопанным могилам, прошел за ПАЗиком и встал за спинами людей. Теперь его от гроба отделяли всего несколько метров и пара десятков человек.
Священник начал говорить. Шац почти не слышал, что именно, да и по большому счету ему было не интересно. Он был всецело поглощен видом открытого гроба. А вернее той его части, что можно было разглядеть из-за голов и шей собравшихся. Шац поразился тому, что тело Кирилла выглядело совсем нетронутым. Будто он просто спал глубоким сном. Никаких следов насилия, никаких синяков и ссадин, которые непременно должны были остаться после нападения рогатой жабы. Кто бы ни работал над Кириллом в морге, потрудился он на славу.
— Вы тоже знали покойного?
Вопрос выдернул Шаца из раздумий. Он повернулся и увидел, что его задал мужчина с глубокими мимическими морщинами в уголках рта, стоявший рядом.
— Да, — коротко ответил Шац.
Мужчина кивнул, вежливо улыбнулся и вернул свое внимание к священнику. После, не выдержал и снова спросил: — По работе?
— Нет. Мы были очень хорошими друзьями.
В этот момент священник закончил отпевание и жестом показал, что присутствующие могут сказать свои последние слова. Люди стали по очереди подходить к гробу. Большинство были скупы на слова и эмоции, чего следовало ожидать от сварщиков. Они просто смотрели на желтоватое лицо Кирилла, что-то тихо бурчали себе под нос — а то и вовсе молчали — и отходили, давая дорогу следующему желающему.
Шац выжидал. Оставаясь в стороне, он неотрывно следил за вдовой, надеясь, что она отвлечется на разговор, чтобы проскользнуть мимо нее и попрощаться. Он держался позади остальных, отводил взгляд, когда она смотрела в его сторону — старая детская логика, если я не вижу значит не видно и меня — и терпеливо ждал. И вот, когда наконец это случилось, вдова Кирилла увлеклась беседой с какой-то женщиной, которую Шац не знал, он отважился на выход. Он не спеша прошел сквозь толпу и очутился прямо у гроба. С такого расстояния лицо Кирилла казалось осунувшимся, словно вся кожа на нем слегка сползла к подбородку. Такое случается, когда все мышцы расслабляются и перестают держать форму.