— Нет, как раз наоборот.
— Да что вы?
— Ага. Он никогда не шел до этого, на сколько я знаю. А вот вчера и сегодня двигался.
— Это действительно странно, — часовщик поднял часы и поднес их поближе к настольной лампе.
— Да?
— А вы уверены, что он двигался? Может, вы сильно их трясли?
— Не думаю, — Дудка на мгновение засомневался, а затем добавил: — Нет, вряд ли. Я эти часы уже двадцать лет ношу и сколько их помню, циферблат всегда показывал без десяти двенадцать. И вот позавчера стрелка на три минуты сдвинулась вперед. А сегодня – еще на одну.
— Ну что же, — часовщик отложил инструмент с монокуляром. — Ничего по этому поводу вам сказать не могу.
— Слишком сложная поломка?
— Нет, дело в том, что тут и чинить нечего. Второй циферблат ни к чему не подсоединен. И я не вижу, куда мог бы. Скорее всего, он декоративный. Так что, либо стрелки сдвинулись от тряски, либо… — он пожал плечами.
— Ясно, — с нескрываемым разочарованием сказал Дудка. — Значит, придется идти к ларечнице…
— Что вы говорите? — не расслышал часовщик.
— Ничего. Спасибо за попытку. Можно мне часики? — он протянул вперед однопалую ладонь и тут же добавил: — Пальцы на второй этаж пошли выбирать перчатки.
Часовщик шутку не оценил. Он быстро вернул часы в их первоначальное состояние и отдал владельцу. Дудка надел их на запястье изуродованной руки, вышел из ЦУМа и прищурился от светившего прямо в глаза солнца. Затем выудил из кармана штанов свой рабочий кнопочный мобильный, нажал на быстром наборе двойку и приложил к уху. Потребовалось всего полтора гудка, прежде чем на другом конце послышался спокойный голос Пети.
— Да? — сказал он.
— Петя, — Дудка зажал телефон плечом, а освободившейся рукой почесал кисть, — какие планы у тебя на эту ночь?
— Здоровый сон. А что, есть дело?
— Можно сказать и так. Будь у меня часам к одиннадцати. Хорошо? Ах да, и оденься поудобнее. Возможно, придется побегать.
— Ладно, — в голосе Пети промелькнула нотка недовольства. Старательно скрываемого, но все же. — Мне готовиться к чему-то конкретному?
— Нет, просто приходи, — Дудка повесил трубку не попрощавшись. Вредная привычка, перенятая у предшественника. Не первая, но одна из многих.
Мимо входа в ЦУМ по тротуару пронеслись мальчишки на самокатах. На парковке сбоку от здания таксисты что-то бурно обсуждали, попивая кофе, купленный в передвижной кофейне, стоявшей там же. Из колонки над вывеской супермаркета доносилась реклама обувного магазина, открывшегося на третьем этаже. На противоположенной стороне улицы прямо у светофора старушки торговали свежей зеленью со своих огородов, и какими-то соленьями.
Прикрыв глаза от солнца, Степа смотрел на протекавшую мимо него жизнь и опять думал о том, как хорошо, наверное, пребывать в неведении. Ведь узнай те старушки, что до конца ВСЕГО осталось каких-то шесть минут — хоть и метафорических — вряд ли бы они тогда стали распродавать свои консервы. Дети бы тоже не катались так спокойно на самокатах. Что-то, а родительский контроль в преддверии конца света мягче не станет. И обувь рекламировать незачем, если скоро не станет ног, чтобы ее носить. А таксисты? Таксисты… Они бы остались на парковке пить свой кофе. Этим ничего не сделается.
Дудка улыбнулся последней мысли и побрел к себе домой. Туда, где его ждали одиночество, воздушный змей в форме большого радужного попугая, и глупый робот-пылесос с застрявшим в воздухозаборнике носком, свисающим, словно черный собачий язык.
8 Ночной ларек
Петя приехал к Дудке ровно в назначенное время. Хоть у него и имелись некоторые трудности в освоении необходимых для профессии знаний, но он качественно компенсировал это пунктуальностью и упорством. Для Степы эти качества были куда важнее, чем начитанность. Именно поэтому он сделал для Пети запасной ключ от своей квартиры. Такая себе предосторожность и одновременно знак доверия. Конечно, предполагалось, что Петя будет пользоваться им только в экстренных случаях, но он этого не знал, а потому, входил в жилище Дудки, как к себе домой. Этот вечер не был исключением.
— Ух ты! — переступив через порог, Петя тут же наткнулся на полутораметрового разноцветного попугая. Тот, застыв в позе полета и раскинув радужный хвост по полу, стоял клювом кверху, облокоченный о стену у подставки для обуви.