«Что я наделал? — подумал он, медленно отложив зеркало. — Как далеко я зашел? А что, если ничего не получиться? Что, если я оказался неправ и…»
Гриша отмел сомнения, пока еще был в состоянии это сделать. Он чувствовал, как они укореняются в его голове, словно сорняк, попавший в плодородную почву. Это было плохо, но неизбежно. Как то, что рано или поздно его лицо преобразиться, станет новым, прямо как во сне.
Он не глядя нащупал пульт и увеличил громкость телевизора. На экране мигала разными цветами заставка начинавшейся передачи. Судя по летавшим туда-сюда буквам и цифрам, это была какая-то аналитика мирового рынка валют. Не то, чтобы Грише нравились подобные вещи, да и понимал он в валютах не больше остальных сварщиков, просто сейчас ему нужно было отвлечь червячка, поедавшего его изнутри, чем-то нудным. А скучный бубнеж про то, как японская йена подорожала, а монгольские тугрики – нет, подходил для этих целей как нельзя хорошо.
Вдруг Гриша насторожился. Он напрягся всем телом, выровнял спину и вытянул шею, подобно суслику, выглядывающему хищника. Он так же не глядя нащупал пульт и свел звук телевизора на нет. Вслушался. Большие круглые часы, висевшие на дальней стене, ритмично отбивали секунды, едва различимыми тик-так. Холодильник на кухне жужжал компрессором, пытаясь перебороть летнюю жару. За окном шальной порыв ветра стряхнул с листьев остатки минувшей грозы. Капли барабанной дробью прошлись по жестяному подоконнику. Дятел, сидевший на соседском орехе, сбивчиво стучал клювом по ветке в попытке добраться до спрятавшегося в коре насекомого.
— Кто здесь? — спросил Гриша у пустой гостиной. У двух обезглавленных тел, лежавших на ковре.
Он прекрасно понимал, что в доме кроме него никого не было. Но каким-то необъяснимым образом он одновременно знал, что это было неправдой. Он был уверен в этом на все сто. Насторожившись и вслушиваясь в звуки обыденности, Гриша был абсолютно убежден, что за ним кто-то наблюдает. Смотрит на него прожигающим насквозь взглядом-рентгеном. Анализирует его, оценивает, разбирает его душу по кусочкам.
— Кто здесь? — повторил он и встал.
***
— Он украл его лицо, — Таня скривилась в отвращении. — Он украл его душу и лицо!
— Украл душу и лицо… — Дудка проговорил эти слова, судорожно перебирая в памяти всех существ, которые были способны на такое. — Как он это сделал?
— Я смотрю в его душу, — девушка не слышала его и продолжала говорить. — Она черная, как ночь. В ней не осталось ничего, кроме злобы и жажды. Кроме жадности. Слоеный человек хочет стать чем-то большим, чем он есть. Он хочет стать главным, основным. Первостепенным… Он пожирает всех вокруг себя, поглощает их и становится…
Она не договорила.
***
Гриша стоял по центру гостиной, не шевелясь. Он дышал медленно, глубоко и вслушивался что есть мочи в тиканье часов, в стук капель по подоконнику, в жужжание холодильника. Он знал, точно знал, что кто-то следит за ним. Кто-то невидимый глазу, неслышимый уху, неосязаемый. Но кто это был? Какой-то бесплотный дух? Призрак Шаца, вернувшийся с того света, чтобы отомстить?
Неожиданно для себя, Гриша заметил какое-то движение. Совсем крошечное, там, в отражении полированной пластиковой рамки телевизионного экрана. Будто некто стоял прямо позади него, за диваном, и даже за самой стеной. Где-то очень далеко и одновременно так близко.
Гриша медленно обернулся. Но не телом, а своим разумом. Будто сама его душа решила взглянуть через плечо. Непередаваемое ощущение, которого он ранее никогда не испытывал. И в его разуме возникло видение чернокожей девушки. Необычайно высокой, одетой в длинное платье с цветами. Она сидела за столом и смотрела прямо на него. А по правую руку от девушки стоял странный старик в широкополой соломенной шляпе. Он что-то нашептывал девушке на ухо и выглядел так, будто был соткан из тончайших нитей воздуха.
— Я тебя вижу, — сказал Гриша.
Старик тут же замолчал, а чернокожая девушка вздрогнула. Ее глаза округлились от удивления.
— Ты кто? — Гриша попытался сделать шаг навстречу этим двоим, но что-то, какая-то невидимая сила помешала ему это сделать. — Зачем ты следишь за мной?
Старик недовольно нахмурился, а девушка встала из-за стола, будто собиралась бежать. Но Гришу уже не волновали эти двое. Он не знал, кто они, не знал, зачем они вторглись в его жизнь таким необычным и совершенно бесцеремонным образом. И это было уже неважно. В одно мгновение эти вещи перестали для него иметь хоть какое-то значение. Ведь он заметил в своем видении кое-что еще. Кое-что, что приковало его внимание, завладело его разумом полностью. Это была ладонь, которая не принадлежала ни старику, ни девушке. Гриша видел в своем сознании только смутный ее силуэт, существовавший так далеко, что казалось, между ними была целая бесконечность. И у той ладони, такого смутного пятна, опиравшегося на другой край стола, был всего один палец. Всего один мизинец, загоревшийся в разуме Гриши пламенными буквами ДУДКА.