— Погоди, — отмахнулся Дудка, сложил очки в карман рубашки и обратился к судмедэксперту: — Миш, а ты случайно головы их здесь не находил?
— Нет, голов не находил. Но мы в трубу слазить не успели пока. Возможно они еще там. А может и в лесопосадке.
— Жаль… — Дудка почесал затылок.
— А что такое?
— Да ничего хорошего.
— Это уж точно, — судмедэксперт тяжело вздохнул, глядя на тела в болоте. — Это уж точно…
— Ладно, Миш. Работай дальше. Не буду отвлекать, — Дудка подбодрил его, похлопав по плечу, и пошел к пригорку, на котором стояли Петя с патрульным. Проходя мимо следователей, уже активно обсуждавших его нежеланное присутствие, он бросил через плечо «Чао, буратины!», за которым тут же последовали возмущенные выкрики.
С оперативным отделом полиции Дудка был не в ладах. Он прекрасно знал, что многие из тех, кто там работал, занимались мягко говоря незаконными делишками. А уж повесить в погоне за показателями раскрываемости какой-нибудь «висяк» на бедолагу, которого поймали с граммом в кармане, не брезговал вообще ни один из них. По мнению Степы, это было ярким примером плохой работы. А уж чего он не мог никогда стерпеть, так это плохо сделанную работу. И если у него получалось хоть как-то подгадить этим лодырям, то он никогда не упускал такой возможности.
— И чего? — переспросил Петя у подошедшего Дудки. — Таня была права?
— Похоже на то. Никаких следов присутствия души. Даже остаточной статики нет. Будто это даже не люди, а куклы какие-то.
— Хреново…
— Ага. Миша сказал, что голов они пока не нашли, но что-то мне подсказывает, что и не найдут. Зная нас с тобой, на такое везение рассчитывать не стоит.
— И чего теперь делать?
— Пока не знаю. Гносис показывает уже без четырех минут. Значит времени у нас не так много. Нужно думать, как побыстрее отыскать нашу зловещую слойку.
— Не хочу обламывать, — замялся Петя, — но даже если мы слойку найдем, чего дальше-то с ним делать? Таня сказала, что он закон природы нарушил. Мы такого вообще заборем с тобой?
— А какая разница? Выбора у нас с тобой, Петя, особо и нету. Попробовать все равно нужно. Или ты уже устал дышать?
— Не, — Петя мотнул головой. — Дышать я люблю.
— С вами так интересно, — подал голос стоявший в стороне Рома. — Только не понятно ничего.
***
Гриша просидел на диване несколько часов. Он тупо пялился в телевизор, где одна за другой проходили различные аналитические передачи. В них похожие друг на друга ведущие с приглашенными экспертами обсуждали казавшиеся им важными проблемы. Пустой треп самовлюбленных людей на темы, далекие от жизни. А за окном медленно, но верно, солнце ползло к горизонту.
За день в доме скоропостижно скончавшейся четы Шацов ничего не изменилось. Почти ничего. Холодильник все так же гремел компрессором, а часы на дальней стене все так же чеканили секунды. Два тела лежало на ковре, в центре бурого засохшего пятна. Еще одно было примотано к стулу на кухне. С самого утра никто из соседей по улице не удосужился заглянуть в окно, чтобы увидеть вскрытые головы, разложенные по тарелкам. Все проходили мимо, занятые своими маленькими жизнями и не обращали абсолютно никакого внимания на дом, полный смерти.
Гриша находил такое равнодушие в какой-то степени разочаровывающим. Несмотря на то, что сам он сейчас нуждался в покое, как никогда раньше, какая-то его часть все же хотела перемен. Хотела действия. Ведь он боялся признаться самому себе, что не в силах придумать ни одного хоть сколько либо достойного способа отыскать Дудку. Да, он знал, как выглядит этот человек, но на этом хорошие новости заканчивались. И это злило Гришу, нагнетало давление в его паровом котле. Вот если бы только кто-то постучал в дверь…
— Придержите эту мысль, Степан Геннадьевич, — прервал стройный ход мыслей эксперта ведущий. — Мы продолжим после того, как прервемся на небольшую рекламу. Не переключайтесь.
На экране телевизора мелькнули полупрозрачные геометрические фигуры, сложившиеся в название передачи, после чего картинка сменилась на более красочную. Освещенная полянка парка, смеющиеся дети резвятся на свежей траве. Камера медленно поворачивается и в кадре оказываются молодые мамы. Они сидят на лавочке и о чем-то беседуют. Общий план сменяется крупным.