Все разом закивали, и тут вмешался Тишка:
— Ей-ей, Она его и послала, дабы на земле русской державствовал. Точно так, как преподобный Амвросий сказывал: Москва гореть будет, а опосля появится царь малолетний и русскую землю умирит.
Среди собравшихся пробежал удивленный шепоток. Люди переглядывались, некоторые с благоговением крестились.
— Погодь, Тихон, — одернул его священник. — Поначалу дознаться надобно. Где, сказываешь, лежал-то он?
Тишка подскочил к иконе и затараторил:
— Тута, Владыко, прям вот тута и лежал младенчик-то, аккурат под Заступницей Владимирской, у врат царских.
Толпа удивленно загомонила.
"Владыко?! Неужели сам патриарх?" — изумился про себя Пьер, а священник между тем распахнул ворот его рубашонки и с удивлением воззрился на маленький золотой крестик.
— Эва, како-ой! Глянь-ка, Федор Иваныч, видывал такие?
Здоровяк в шубе шагнул к богатырю, на руках которого сидел Пьер, а следом и другие окружили их плотным кольцом. Перешептываясь и ахая, они смотрели на крест круглыми от удивления глазами. Отблески свечей метались по лицам, придавая им нечто зловещее.
Что они в нем нашли? Крестик как крестик, самый обыкновенный, мама подарила.
— Нет, Владыко, — ответил толстяк. — А шнурок-то и не шнурок вовсе, а тонкая цепка. Я доселе про эдакие и не слыхивал.
— Сказываю ж, то Царица небесная его к нам послала, — не унимался Тишка.
— Да почем ты ведаешь? — взорвался вдруг Федор Иванович. — А ну как кто из искателей державы сюды его незримо принес, дабы раздор меж нами посеять да через него к венцу подобраться?
— Филимон! — скомандовал священник. — Как воротимся, запишешь: такого-то, мол, дня, года 7121 от сотворения мира, в Соборной церкви Успения, на полу, под образом Богородицы Владимирской, найдено дите мужеска пола, двух аль трех годов от роду, именем Петр. И крест на шее евойной, работы дивной, на тонкой цепи висел. А нашли-де его чернец Чудова монастыря Тихон да ты, писарь Филимон.
— Слушаюсь, Владыко.
Ничего себе, Соборная церковь Успения! Это ж Успенский собор в Москве!
Он поплотнее прижался к богатырю, державшему его на крепких руках. Незнакомец ему положительно нравился, он был силен, глаза излучали доброту, а от шерстяного плаща пахло костром. Заметив, как он закутал Пьера, Федор Иванович рассмеялся:
— Гляжу, ты, князь, ровно с сынком возишься. Али своих шестерых не достает?
Пьер с удивлением посмотрел на богатыря. Князь? А по виду не скажешь, одет совсем скромно.
— Мои подросли уже, — улыбнулся тот. — А об мальце, чую, и позаботиться некому. С собой его возьму.
Здоровяк в собольей шубе вдруг забеспокоился.
— Господь с тобой, Дмитрий Михалыч, куды ж ты его? На Орбат? Дык он вусмерть по пути замерзнет, стужа-то какая. И хозяюшка твоя ноне в уезде, кто ж дитятей займется? А мой двор, вон он, в оконце видать. Я в шубейки свои его оберну да до палат-то мигом домчу, а там мамок да нянек хватит.
— Боярин дело говорит, — кивнул священник. — Пущай чадо покамест на дворе Шереметевых поживет, пообвыкнется. А мы тем временем усердие проявим, дабы дознаться, откель он к нам явился. На соборе Земском об нем доложим, да всем миром решим. А коли и впрямь Царица небесная его нам даровала, дабы смуту на Руси закончить, так, могет, она знак нам какой даст.
— Что ж, добро, — кивнул князь, передавая Пьера Федору Ивановичу. — Да только помни, боярин, ты ныне предстатель мальчонке и пред всей землей нашей за него в ответе. Береги его пуще живота, а ну как он и вправду Божий посланник. А дабы тебе покойнее было, я своего человека пришлю, под дверью будет сидеть да чадо охранять.
Но Пьеру такое решение не понравилось. Он чувствовал, что этот князь с открытым и честным взглядом куда надежнее, чем толстый хитроглазый Шереметев. А поэтому нахмурился и выдал:
— Неть!
Все с удивлением воззрились на малыша.
— Похоже, не хочет он к боярину, — рассмеялся какой-то служка, а вслед за ним и остальные.
— Отдай его князю Пожарскому, Федор Иваныч, коли сам просит, — послышалось из толпы.
— Уж решено, негоже нам думки свои по указке мальца титешного менять, — отрезал Шереметев.
Он распахнул шубу и, укутав Пьера, твердым шагом направился к выходу.
Глава 4
"Надо все спокойно обдумать, а то полный сумбур в голове", — размышлял Пьер. Он лежал на кровати, почти утонув в пуховой перине, и пытался разглядеть комнату, куда поселил его Шереметев. Но вокруг было темно, лишь отблески огня от высокой, до потолка, печи пробивались сквозь щели заслонки.