— Золотая клетка птицу не радует!
— Ну конечно, — обозлилась Ана-ханум, — тебе бы только вертеться раскрытой перед чужими мужчинами. Законный муж, видно, тебя не очень устраивает!
— Зато я его устраиваю больше, чем ты! — кольнула в ответ Ругя.
Завязалась обычная перебранка.
— Хватит вам спорить! — прикрикнул Шамси. — Пусть съезд решает что хочет — мои женщины будут ходить так, как велит святой коран, а не съезд. Не съезд, а коран наш закон. А в святой книге корана про женщин сказано ясно: «Пусть ниже опускают они на себя покрывала свои, да не будут они узнаваемы».
Жены умолкли: спорить с главой семьи, особенно если он ссылается на святую книгу корана, — великое преступление.
На этом спор об одежде и обуви был прекращен — во всяком случае, в присутствии Шамси — и не имел практических последствий.
Ана-ханум, впрочем, спор этот пришелся на руку: она вновь утвердила себя в глазах мужа блюстительницей доброй старины, а в бане старухи банщицы тешили ее тщеславие, восторженно ахая при виде ее новой шелковой фиолетовой чадры.
Голоса женщин
В начале мая пошли по городу разговоры о выборах в «гражданско-продовольственные комитеты». На стенах домов расклеены были кандидатские списки различных партий. Люди толпились возле этих списков, обсуждали их, спорили, за который из них голосовать.
Заговорили о выборах и в доме Шамси. Всех занимал вопрос: будут ли участвовать в выборах азербайджанки?
— Нужно, чтобы участвовали! — уверенно заявил Хабибулла.
— Ни в одной из ста четырнадцати глав святого корана об этом не сказано, — возразил Абдул-Фатах.
— А пойдут ли они, наши женщины, на эти выборы? — спросил Шамси, не зная, с кем согласиться.
— Что значит «не пойдут»? — воскликнул Хабибулла. — Нужно заставить их пойти!
— И об этом я не читал в святой книге корана, — снова возразил Абдул-Фатах; он всегда возражал Хабибулле.
Хабибулла вспыхнул.
— Газеты надо читать, а не только святую книгу! — раздраженно сказал он. — А вы, почтенные муллы, газету взять в руки боитесь, вот и сидите во тьме, как совы, хотя солнце в эти дни светит нам ярко. Знаете вы, о чем пишет центральное мусульманское бюро в Петрограде? — он вынул из кармана газету: — «Если мусульманка будет лишена участия в выборах, мусульмане России потеряют половину своих голосов во всех общественно-политических организациях и в учредительном собрании». Понятно?
Шамси пожал плечами.
— А на что мне оно, это учредительное собрание? — спросил он, с трудом выговаривая незнакомые слова. — Что, оно мне шерсть дешево продаст или у меня ковры, хорошо заплатив, купит?
— Неправильно ты говоришь, уважаемый, неправильно! — с жаром воскликнул Хабибулла. — Да ведь если в учредительном собрании в Петрограде мусульмане будут многочисленны и сильны, то и здесь, в Баку, нас никто не посмеет обидеть.
— Меня и так никто не смеет обидеть, — сказал Шамси с достоинством.
— Как сказать! Я вот слышал, что тем, кто не будет участвовать в выборах, не дадут хлебных карточек, и значит, в твоем доме четыре женщины могут быть лишены хлеба.
— За деньги всегда все достанем! — сказал Шамси уверенно.
— Это верно, — согласился Хабибулла. — Только зачем, уважаемый, зря переплачивать?
Довод был веский. Стоило подумать. Шамси вопросительно взглянул на Абдул-Фатаха. Но неожиданно тот поддержал Хабибуллу. Пряча взгляд, пастырь духовный медленно произнес:
— Пожалуй, стоит один раз поступиться буквой корана, разрешив нашим женщинам участвовать в выборах, ибо это будет содействовать укреплению самого дела корана. Процветанием же и торжеством святого духа ислама вполне искупится мимолетный грех наших женщин.
Шамси раскрыл рот от удивления: и это говорит мулла хаджи Абдул-Фатах, божественный человек?
Абдул-Фатах заметил смятение своего друга.
— Разумеется, далеко отпускать от себя наших жен и дочерей не следует, — сказал Абдул-Фатах успокаивающе. — Выборы, по-моему, должны производиться в мечетях, а наблюдение за правильным поведением женщин должны взять на себя мы, слуги аллаха.
Хабибулла возмутился.
— Комитет сам все решит о выборах!.. — сказал он резко: его раздражало, что муллы суются в общественно-политические дела. — В хадисах наших написано: «Жизнь народов доверена аллахом людям ученым», — добавил он, щегольнув знанием святых изречений, и, подчеркнув слово «ученым», одновременно давал понять, что муллы в число этих людей не входят.