— Я ее брат, — сообщил он. — Не стыдно вам из-за каких-то бумажек доводить мою сестру? Черта с два она на себя вину возьмет.
— Олег, Лариса Владиславовна умерла! — пуще прежнего разревелась Прасковья. — В пожаре...
— Вот как? — опешил Олег. — Я-то думал...
— Возьмите, — Глеб предложил воду. — Станет легче. Делайте глубокие вдохи и медленно выдыхайте.
— Спасибо. Скажите, что это неправда. Что она жива и выйдет ко мне...
— Извините. Следователи могут вызвать для дачи показаний. Я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент. Крепитесь, Прасковья.
— Можно вас на пару слов, господин полицейский? — занервничал Олег.
— Пойдем! — неожиданно воскликнула Прасковья. — Не лезь со своими дурацкими предложениями. Без тебя разберутся.
Олег в замешательстве переводил взгляд с Глеба на сестру. Затем они ушли в арку. Оттуда еще мгновения доносились всхлипы и гулкий звук шагов.
— Сложно им говорить? — спросил Арсений, куря у своей машины.
— Нет. Привык.
— В больницы никто с нетипичным отравлением не поступал. Только от маринованных огурцов... Ничего серьезного. Быстро решили... Клизмой...
— Подробности не мог опустить? — проворчал Глеб подходя к Арсению и закуривая. — Возьми телефон. Там сотрудница кофейни, которая работала в дневную смену. Узнай... Вряд ли прокатит...
— Будет сделано.
— И скажи следователями, чтобы попытались выведать у Прасковьи больше информации. Видел эту сцену? Не договаривает...
— Уверен?
— А сам как считаешь?
— Извини.
— И тряси криминалистов по поводу Лиды. Мы как слепые котята. Ни хрена не знаем. Ехать к подозреваемым без улик особого смысла не вижу...
— Но поедешь?
— Поспрашивать стоит. Нужно узнать о Лиде поближе. Круг общения и тому подобное. Завтра начну.
— Глеб...
— Знаю о пропавших. Немного подождут. Интересно, что покажет «баллистика»?
— Указания приняты. Увидимся.
— Ага.
***
— Пап! Пап! — семилетний ребенок настырно требовал внимания от задумчивого мужчины, которого держал за руку. — Купи мне пистолет. Самый дешевый.
Они шли по Никольской улице. Отовсюду пестрили краски новогоднего настроения. Уличные продавцы стучали ногами от холода, а игрушки на импровизированных картонных прилавках запорошило снегом.
Сын хотел, чтобы папа посмотрел на него и понял, что ему требуется пистолет стреляющий пульками.
Но мужчина в сером пальто и черных джинсах оставался непреклонен мольбам сына. Сквозь толстые линзы очков он вычитывал на листочке оставшиеся покупки на праздник.
— Не мешай, — осадил отец, дергая рукой. — Первого получишь свой подарок.
— А почему ей куклу, а мне какой-то мешочек с конфетами? — насупился мальчик. — Вечно ей все самое лучшее...
— Не говори глупостей.
Мальчик назло разжал пальцы и побежал к киоску с игрушечными солдатиками.
— Ну хоть это? — с надеждой попросил он.
— Твоя сестренка занимается фигурным катанием. У меня нет лишних денег на твои глупости. А коньки кто ей купит, по-твоему?
— На шампанское ведь хватило, — не унимался малец. — Сколько еще я буду терпеть?
— Глеб! — сердито крикнул отец. — Я ухожу, а ты оставайся!
Сын понурил взгляд и покорно поплелся на зов. Он ненавидел родного человека. Вечно сестре перепадали лавры. Потрепанный временем пуховик достался от дяди, а сестренка получила меховую шапку с прекрасной шубой...
— Ты куда? — спросила сонная мама. Она забыла смыть макияж, а химическая завивка потеряла былой лоск. От нее пахло алкоголем, ведь гости ушли только в полночь с дня рождения ее прелестной дочурки. Про Глеба не вспомнили. В который раз.
Женщина проснулась от шума из комнаты сына. Глеб с остервенением швырял немногочисленные вещи в спортивную сумку. Часы с кукушкой пробили четыре утра. Злобно сверкая глазами, он захлопнул шкаф.
— Уезжаю.
— Отец знает?
— Ему не наплевать? — отрывисто ответил Глеб, закрывая сумку на молнию. — Или устроите дифирамбы в мою честь? Нет?
— Ты никуда не пойдешь...
Она встала в дверной проеме. Глеб подошел к ней вплотную и прошипел ей в лицо:
— Пусти. Я вас презираю.
Мама не ожидала таких слов от «тихони».
— Это благодарность? Эгоист! — крикнула она, но все же отошла в сторону, пропуская в сына коридор.
— Ага. Слышал это много раз. Смешно. Не позорься. Что ты знаешь о заботе, а? Вам же лучше. Нет больше лишнего рта. Теперь она одна в комнате...
— Куда ты, Глеб? — смягчилась мама, понимая, что сын настроен серьезно.
— В армию, мам.
— Туда же с шестнадцати лет.
Глеб холодно усмехнулся:
— Мне полгода как шестнадцать. Забыла? Впрочем, привык к такой заботе.