— Сапега обещал тебе Гавайи? — загромыхал у нас над головами насмешливый голос Левы. Мы и не заметили, как он вернулся. — Илья все может, он такой.
— Какой такой? — спросила Рита.
Лева сел и отпил из рюмки.
— Горазд давать обещания.
— Лева, — сказала она, — я хочу выйти замуж.
— Великолепная идея! Полностью поддерживаю! — оживился Фокин. — Но чем я могу тебе помочь?
— Женись на мне.
Фокин отрицательно замотал головой.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Если бы я женился на тебе, я бы одновременно женился и на Илье. Я что, не вижу, как вы притерлись друг к другу? Можно, конечно, рассмотреть заманчивый вариант Бриков.
— Бриков? Этих сексуальных психов?
— Да, озорников Бриков и Маяковского. Брики потешались над влюбленным поэтом: они запирали его на кухне, а сами тем временем шумно, с истеричными воплями, принимались заниматься любовью. Он все слышал и беспомощно рыдал. Но меня больше устраивает квартетный вариант. Как тебе шведская семья?
— Но нас пока трое. Кто же четвертый?
— Если бы Илья с таким упрямством не держался за Тамару Владимировну, мы могли бы … — Фокин ухмыльнулся. — Мы могли бы создать образцово-показательную шведскую семью.
— Я не держусь за Тамару Владимировну, — вступил я в разговор, — это она держится за меня. Кстати, она тоже рвется замуж, — я посмотрел на Риту, — весна, что ли, на вас так пагубно влияет?
Лева извлек из папки тонюсенький конверт и торжественно вручил его мне.
— Почитай на досуге.
— У меня не бывает досугов.
Я вскрыл конверт. Там был всего один лист, сложенный вдвое. Я развернул его. Четыре имени, выписанные столбиком: Цинкельштейн, Пищик, Бублик… Мое имя стояло последним.
Я посмотрел на Фокина. Мой мучитель, топорща усы, беззаботно улыбался.
Потом он вскинул руку, посмотрел на часы.
— Ну, нам пора, — он повертел рукой с часами в воздухе.
— Ролекс? — спросил я.
Фокин засмеялся:
— Если бы…. Ах, знал бы ты, какие часы у моего шефа!
— И какие же у него часы? — спросила Рита.
— Золотые, с брильянтами, — Фокин легко поднялся со стула. — И, если Илья не будет особенно артачиться, я тоже скоро обзаведусь такими же.
В дверях он обернулся.
— Ах, как было бы хорошо, милейший друг мой, — он мечтательно воззрился на меня, — упрятать тебя за решетку годков эдак на пятьдесят. Но сначала — часы с брильянтами, — и Лева засмеялся.
Глава 17
— Нет, не видать тебе новой шубы! — обрушился я на свою возлюбленную.
Я протянул руку к ее белокурой головке и, намотав на палец прядку волос, что есть силы дернул.
Мужественная Тамара Владимировна не издала ни звука.
— Признавайся! — орал я. — Ты изменила мне с Фокиным!
— Неправда!
Я дернул посильнее.
— Всего один раз! — закричала она, пытаясь вырваться. — Я больше не буду!
— Все вы так говорите… А ведь клялась, что будешь мне верна, — стыдил ее я. — Кстати, ты, как всегда, все забываешь. Где стаканы?
Мы сидели на тарных ящиках и пили пиво прямо из бутылок.
— Приучайся. Так все американцы пьют, — обиженно сказала она, приводя в порядок свою роскошную прическу.
С высокого берега открывался красивый вид на излучину Москвы-реки и Филёвскую пойму. Теплоходы и речные трамвайчики сюда не заходят. Здесь заповедное царство барж, перевозящих неизвестно что, и малых судов вроде полицейских и спасательных катеров. Этот берег и эту излучину я знаю с давних пор. Еще сохранились в преображенной столице такие места, в которых есть тоскливое обаяние, понятное только тем, кто родился под бледным московским небом.
Когда-то, много лет назад, когда я был молод и полон радужных надежд, где-то здесь, прячась под деревом от дождя, я целовал юную девушку по имени Вика. Она стояла, прислонившись спиной к стволу дерева, отрешенно смотрела на меня широко открытыми глазами и дрожала то ли от холода, то ли от желания. Я накинул ей на плечи пиджак. Помню, в далеком небе, за тучами, надрывно гудел моторами невидимый самолет. Вечер был нескончаемо длинен. Я был влюблен в эту нежную, хрупкую девушку. Жизнь, которую мне предстояло покорить, была впереди, в неведомом лучезарном будущем. Сейчас-то я понимаю, что влюблен я был не только в девушку с бархатными ресницами, на которых застыли то ли слезы, то ли капли дождя, но и в волшебство вечера, в фиолетовый туман над рекой, в свои неясные восторги, в самого себя. И, может, даже в гудящий и прячущийся за тучами самолет. Почему нет? Ведь самолет — это странствия, приключения, новые встречи…