Надо бы запомнить, подумал я.
Через час у дачных ворот загудела черная машина с мигалкой. К этому моменту мы как раз приканчивали вторую бутылку.
Я подумал, что оставаться на даче не имеет смысла. Да и одиночество мне приелось. Человек, оставаясь один на один с самим собой, хочешь не хочешь, вынужден жить воспоминаниями. Но одними воспоминаниями, как известно, сыт не будешь. С излишним рвением предаваться воспоминаниям — это все равно что путешествовать по царству мертвых. Если тебя так и тянет отправиться в скорбное путешествие, ступай на кладбище. А воспоминания прибереги для другого случая. И так вокруг меня мертвых пруд пруди. В воспоминаниях можно застрять, увязнуть, как в болоте, из которого тебя не вытянет никакой барон Мюнхгаузен, даже если у тебя уши, как у осла. Жить становилось все трудней, почва уходила у меня из-под ног. Любой мой последующий шаг вел к ухудшению позиции, у шахматистов это называется «цугцванг». Я чувствовал себя отвратительно. Надо было что-то предпринимать. Спасаться бегством? Приводить спицы в боевую готовность?
…Самогон нешуточный напиток, требующий к себе уважительного отношения. Я как-то упустил это из виду и какое-то время пребывал в задумчиво-полуобморочном состоянии. Пришел я в себя, когда машина затормозила у шикарного подъезда с колоннами и сверкающими зеркальными дверями. Не хватало только статуарного швейцара с жезлом.
Я ходил по Левиной квартире и ахал. За мной ходила Маша, за ней неотступно следовал маршальский кот.
Повсюду картины, я узнал сюрреалистические полотна Виктора Сафонкина, дорогая старинная мебель, ковры, фарфоровые вазы, хрустальные люстры, рояль «Блютнер», напольные аугсбургские часы и даже арфа. «Бонифаций» смотрелся бы здесь хорошо.
На отдельном столике, старинном, с витыми ножками, лежало овальное позолоченное, а может, и золотое блюдо, а на нем — резец и молоток. Похоже, масонские знаки.
— Это что, филиал лавки старьевщика? — поинтересовался я. — Или запасник Русского музея? Коллекционные ковры, китайские вазы, музейная мебель…Ты не боишься, что тебя возьмут за жопу?
— Квартира осталась от отца, заслуженного академика и лауреата. Все остальное заработано непосильным трудом! — засмеялся Лева. — Генералам хорошо платят.
— Знать бы, кто платит.
— Государство и платит. А государству платят добропорядочные налогоплательщики. Иногда они платят генералам напрямую.
— Можно понять это так, что ты не бедствуешь?
— Можно.
— Тогда почему ты так переживал, когда давал Брагину взаймы? Что для тебя какие-то жалкие пять кусков?
Фокин многозначительно вытянул вверх указательный палец.
— Важен принцип. Взял — отдай. Вот Димка не отдал, и бог, который был в этом случае на стороне справедливости, его проучил.
Блюдо с молотком и резцом не давало мне покоя.
— А это что за странные предметы?.. — подойдя к старинному столику с витыми ножками, спросил я.
— Это от прапрадеда осталось, — ответил Лева, накидывая на блюдо кружевную салфетку. — Масонские знаки, как ты, вероятно, понял.
— Ты масон?!
— Ну, какой я, к черту, масон! — Лева засмеялся. — Да и масонов-то никаких сейчас нет. Только знаки и остались. Мода, мать ее…
Когда Маша вышла из комнаты, я спросил его:
— Что тебе от меня надо?
Он осклабился.
— Я хочу докопаться до правды. До полной, окончательной правды, до правды, полностью очищенной ото лжи.
— Такой правды не бывает. Правда никогда не бывает чистой, стерильной. Всегда ей что-то мешает быть такой. Если смыть первый слой правды, там такое обнаружится! Правда всегда грязновата.
Фокин поморщился.
— Витиевато и чрезмерно литературно.
Зазвонил Лёвин телефон. Слово «зазвонил» здесь не совсем уместно, потому что я с изумлением услышал рвущую душу серенаду Шуберта: «тихо в час ночной… тихо в час ночной… тихо в час ночной…», — распевал мобильник. Опять в памяти возникла страшная голова с черной дырой вместо уха, патефон с прыгающей пластинкой, кровь и Библия в черном коленкоровом переплете.
Фокин что-то бурчал в трубку и кивал. Закончив разговор, он победительно взглянул на меня.
— Ну, все, теперь тебе кранты, — сказал он, потирая руки. — Экспертиза неопровержимо доказывает наличие в теле Пищика следов некоего психотропного вещества. Сейчас спецы из лаборатории устанавливают, что это за хреновина, которая способна вызывать такие бешеные реакции…