Картина ушла за миллион долларов. По словам Геворкяна, ему удалось продать ее Сашке Цюрупе. За колье я получил еще миллион.
— У вас, ненароком, нет ожерелья Марии-Антуанетты? — поинтересовался Генрих Наркисович.
— Надо покопаться в бабкином сундуке, — ответил я, — глядишь, и найдется.
Все вроде бы складывается удачно. Одно плохо — слишком много свидетелей.
Меня не интересовало, что Сашка будет делать с «Бонифацием». Это его забота. Могу предположить, что он запродаст Сурбарана некоему тайному собирателю европейской живописи, который поместит его в своем уютном подземелье рядом с полотнами Веласкеса, Мурильо и Рембрандта. Истории известны подобные криминальные сюжеты.
То, что Сашка не будет выставлять полотно на всеобщее обозрение, было ясно. Впрочем, меня это не касалось. Я получил деньги, остальное не имело значения.
Глава 26
Мой сон был прерван звонком Корытникова.
— Кажется, я снова поверил в бога! — орал он, захлебываясь от волнения.
— В такую рань? — Я посмотрел на часы. Шесть утра.
— Не болтай глупостей! Срочно приезжай! Я нашел покупателя!
…Таксист скользнул по мне сонными глазами и широкой ладонью провел по бритой голове. Экий детина, подумал я. И еще я с изумлением заметил, что у него вместо рулевого колеса — чугунная сковорода без ручки.
— А рулить ею можно?
Таксист не ответил. Мне не понравился ни он сам, ни его сковорода.
Тем не менее я сел на заднее сиденье и назвал адрес. Я хотел замкнуть дверцу изнутри на кнопку, но мне это не удалось.
В одном из безлюдных переулков машина резко замедлила ход, а потом и вовсе остановилась. На всякий случай я нащупал в кармане спицу.
Дверца как бы сама собой распахнулась, и в машину впрыгнул незнакомец крепкого телосложения.
Он приставил мне к голове пистолет.
— Выворачивай карманы, паскуда! — потребовал незнакомец. Я молчал. Он левой рукой несильно ударил меня по лицу, то есть отвесил оплеуху. Было обидно, в последний раз так со мной обращалась одна рассерженная женщина. Я и сейчас от женщины стерпел бы, но получить пощечину от мужчины… Раньше за это вызывали на дуэль.
Но в тесном пространстве салона машины было не до дуэлей: пора было подключать свои секретные таланты. Оказалось, что страх и обида прекрасные раздражители. И очень скоро бездыханный незнакомец, пронзенный спицей, вывалился из машины. С водителем возникли некоторые проблемы, он успел сковородой нанести мне удар по голове, но скоро и он, пронзенный той же спицей, последовал за своим приятелем.
Я вылез из машины и, держась за голову, кое-как доковылял до какой-то оживленной магистрали, поймал бомбилу и поехал домой.
В полицию я обращаться не стал. Рассказывать, что на меня кто-то напал, приставлял к голове пистолет… Это могло породить лавину лишних вопросов. Попался бы какой-нибудь дотошный юный лейтенант и начал бы тянуть за ниточку. Тянул бы, тянул да и вытянул бы мои подвиги со спицами, переодеванием и чаем, укокошившим Пищика.
Дома я, прежде чем позвонить Корытникову, решил спокойно осмыслить то, чему был свидетелем и участником. Итак, я убил шофера и его напарника. Такси на самом деле было никакое не такси. Полиция, прибыв на место происшествия, найдет два трупа, расследование закончится констатацией, что жертвы убиты острым колющим предметом. И все. Могут, конечно, докопаться до тех, кто их подослал, а там, если их расколют, и до меня. Но что-то подсказывало мне, что, скорее всего, до них не доберутся. Все в современном мире так запутано, что разобраться во всем этом не смогли бы ни Шерлок Холмс, ни Эркюль Пуаро, ни Коломбо, даже если бы они, объединившись, составили криминалистический триумвират.
Я позвонил Корытникову. Он примчался через полчаса.
— Прибавляешь ты мне работы, — ворчал он, перевязывая мне рану. Таксист содрал-таки мне кожу у виска. — Сколько их было?
— Трое.
— Трое?
— Да, трое. Считая сковородку.
Мне надоело носить ключ на груди, я сказал об этом Корытникову. Он отрицательно помотал головой.
— Пусть ключ будет при тебе.
— Павел Петрович, — сказал я, — скажи, кто эти люди? Кто громит мою квартиру, кто покушается на мою жизнь?.. Неужели у тебя нет возможности защитить меня?
Корытников сопел и нервически дергал ногой.
— Знал бы ты, какие силы действуют против нас и сколько раз я уже отводил от тебя беду, — после долгого раздумья сказал он.
Я подозрительно посмотрел на него.
— Павел Петрович, в каком ты звании?
Он особенно сильно дернул ногой и искусственно зевнул.