Октябрь прошлым летом в деревне почти каждый вечер слышал по радио эти самые «бессмысленные песенки». Какие же они бессмысленные, подумал он. Нормальные песни, веселые такие, правда шумные. Про любовь в основном. Разве ж я развратился после этого? Октябрь вздохнул. Уж настолько-то я знаю английский, чтобы понять — ничего такого уж… особенно страшного… нету в этих песнях.
А интересно, задумался он, на чем это играет этот самый джаз, и как они поют — с микрофоном, что ли? — что их смогли слушать сразу двести тысяч человек? Чтобы четыре человека смогли создать такой шум, что двести тысяч учинили драку? Как это может быть, интересно? Он не мог найти логичного объяснения.
Тут позади Октября загремело, залязгало. Он испуганно обернулся. Из-за угла библиотеки выезжали БТРы. Один, два, три… семь… десять… БТРы сворачивали один за другим на набережную и катились в сторону Кремля. На броне, покачиваясь, сидели автоматчики с малиновыми погонами, мрачные, пыльные и небритые. Да и сами машины выглядели так, как будто прошли по бездорожью полтысячи километров.
Опять, подумал Октябрь. Теперь еще танки погонят, как в тот раз. Ох, что же это там делается?
Защелкали громкоговорители, полилась оглушительная музыка: «Кх! Кх! — ...рока-а-а-а страна моя родная!»
Тут Октябрь заметил, что библиотека уже открыта и люди торопливо, оглядываясь на гремящие бронетранспортеры, заходят в подъезд. Он торопливо пошел ко входу, нащупывая в кармане читательский билет.
Как обычно, он вышел из библиотеки ровно в десять вечера. Что такое? Патрули. Пока он сидел, ввели комендантский час? Он лихорадочно ощупал карманы. Нет, пропуск от предыдущего раза не сохранился. Октябрь кинулся в сквер и дворами, надолго затаиваясь, устремился к метро. Уж в метро-то должны были пустить.
В метро пустили. Он доехал до «Площади Льва Захаровича Мехлиса» и торопливо выбежал по эскалатору в верхний вестибюль. Там стоял патруль… а перед патрулем — только что остановленная — та девушка из жилуправления...
— А, Сергеев! Октябрь! — она умоляюще взглянула на него, как будто сто лет знала. — Ну скажи им, что я здесь живу, ты ведь меня знаешь… У тебя паспорт есть?
— Вот мой паспорт, товарищ майор, — сказал Октябрь начальнику патруля, — я живу здесь, на улице Андрея Януарьевича Вышинского, я еду из библиотеки имени Михаила Ивановича Калинина, а эта девушка живет тоже здесь, она работает у нас в жилуправлении.
Он старался говорить как можно быстрее, чтобы его не прервали уточняющими вопросами — он ведь не знал, как ее зовут!
Майор отдал ему паспорт.
— Идите… и проведите эту… искательницу приключений. — Майор был полноватый, плохо выбритый, с красными усталыми глазами. — Идите, Векшина. И впредь носите паспорт с собой.
Он вынул из оттопыренного нагрудного кармана и протянул Октябрю красный квадратик — временный пропуск от метро до дома.
Они выбежали из метро, даже не поблагодарив усталого майора, и кинулись бежать. На перекрестке выла сирена милицейской машины. Слышалась отдаленная стрельба. Редкие прохожие разбегались по домам. Накрапывал дождь.
— Гдe ты живешь?
— Эх ты! Неужели не знаешь?
— Я и как зовут тебя, не знаю...
— Аня… Я в первом подъезде живу, на втором этаже, в твоем доме.
— Что-то я тебя не видел.
— А мы только два месяца тут живем. Папа у меня военный. Он теперь будет в академии преподавать. — Они почти бежали, все ускоряя шаг. — А я в ЖеУ пошла работать. Я после школы.
— А… — тут совсем близко грянул выстрел. Аня взвизгнула и прижалась к Октябрю. Он обхватил ее за плечи, они побежали. Опять выстрел, где-то закричали.
— Первый подъезд. Беги скорей. Я зайду к тебе завтра, можно? Какая квартира?
— Седьмая! Беги скорей!
— Ты беги скорей, поднимайся!
Аня исчезла в подъезде. Октябрь кинулся бежать уже сломя голову.
Вдоль по улице громко зыкнул рикошет. Сзади выстрел. Еще выстрел. Впереди на углу поворачивал пулеметную башенку броневик. Октябрь вдруг упал, тут же поднялся и кинулся в подъезд. Лифт — нет времени; он бежал но лестнице вверх. На третьем этаже он вдруг снова упал и обнаружил, что весь правый бок у него в крови.
Он вызвал лифт. Лифт, постукивая в гулкой клетке шахты, приближался сверху. Октябрь сидел, прислонившись спиной к перилам, перед глазами все плыло. Он щупал бок. Чушь, царапина; чиркнуло сзади, где вошло, там и вышло. Он на четвереньках вполз в лифт. Тяжко хлопнула дверь шахты.
Октябрь нажал шестой. На площадке было темно, он долго шарил рукой по стене, отыскивая свой звонок, и когда Лена и мама распахнули дверь, он вошел, сел прямо на пол, зажимая рану рукой, и спросил: