порезов? Вероятнее всего... Папа аккуратно подошёл. Его лицо было печальным, и я не знала, что могло стать тому причиной. По идее, самое несчастное лицо должно быть у меня, но мистер Линд определённо превосходил. — Мы... мы знаем, что случилось, Селеста. Мама заботливо погладила меня по голове. — Знаете? Отцовский голос привлёк внимание, и я перевела взгляд. — Да. Доктор Римо позвонил и сообщил нам. Про таблетки — тоже... Чёрт возьми, Джон! Ничего тебе нельзя доверить. На глазах мамы уже скопились слёзы. Подбородок её дрожал, а пальцы слегка нервозно гладили мою голову. Я знала, что вот-вот настанет истерика, но до последнего надеялась, что обойдётся без неё. По очереди посмотрела на родителей и протянула руки к матери. Обняла её крепко, слыша несдержанные всхлипы, а потом запустила руку в мягкие волосы. Подумать только... Ведь год назад у меня самой были отличные волосы. "Беспорядок на голове", как его шутливо называл отец. Мы с мамой всегда смеялись, потому что у неё был точно такой же беспорядок. Приятная некогда мелочь осталась в прошлом. Стала его отголоском. В настоящее время была только рыдающая мама в моих объятиях и папа, который опустился на колени и обнял нас обеих. Когда я отстранила голову, увидела самое ужасное подтверждение страданий моих близких. Седой волос матери. И не один... Каждая ниточка выделялась некрасивым мазком в каштановом водопаде. "Это всё ты виновата. Твоя вина, что ей приходится переживать подобное". "Бестолочь... Как можно так наплевательски относиться к родителям?" "Ты самый ужасный ребёнок, который мог бы достаться таким хорошим людям. Не можешь даже спокойно здохнуть, не доставив неприятности другим! Какая эгоистичная мерзость..." Я не могла больше сдерживаться. Слёзы лились по щекам непрерывным потоком. Как будто всё время их сдерживала невидимая сила, но сейчас — внезапно, вдруг — отпустила... А вместе с тем высвободила ворох ненависти к себе. За слабость. Болезнь. За то, что родные — и без того обеспокоенные — терпят подобное. Терпят тебя... — П-простите меня. Я не хотела делать вам больно, правда... Сквозь громкий плач я прижала маму к себе сильнее прежнего. Зажмурила глаза так крепко, что появились белые штрихи. Мою спину погладила широкая отцовская ладонь. Папа не говорил ничего, но я была благодарна за то, что одно присутствие дарило невыразимое счастье.***Неделя прошла довольно быстро. Когда находишься в больнице, каждый твой день напоминает день сурка. Всё идёт своим — привычным, дисциплинарным — чередом, а все изменения весьма незначительны. Ты будто заперт в тюрьме, только свободы чуть больше и никто не осуждает тебя. Наши регулярные встречи с Роном действительно приводили моё душевное состояние в порядок. Я не искала новых способов попрощаться с миром, не думала о возможностях того, чтобы поскорее умереть и закончить все неприятные ощущения. Практически научилась заново любить жизнь, а потому сильнее ценила оставшееся время. Мне нравились изменения, которые происходили в сознании. Чего не могу сказать об изменениях в организме... Заведённые часы внутри тихо отбивали секунды, минуты, часы, и я слышала каждый удар. Он отдавался колким звоном в голове. Звоном, который была способна услышать только я. С каждым днём я чувствовала, как тело слабеет.Даже могу описать тебе это ощущение. Несколько лет назад мы с семьёй смотрели мультфильм "Книга жизни". В нём был интересный персонаж — Свечник (кажется, его звали именно так...). Он отвечал за то, чтобы человеческие души вовремя покидали тело. И когда человек умирал, его свечу — каждому отведена своя — тушили. Что-то подобное происходило со мной. Только у меня было множество свеч. И с каждым днём они, одна за другой, угасали. А я — вместе с ними. Лео продолжал исправно меня навещать. Я пыталась поддерживать вид здорового человека, но делать это оказалось не так просто. А в утро понедельника, когда после сна я умылась и проходила мимо зеркала, ужаснулась тому, что видела. В отражении на меня смотрела не миловидная девушка, у которой проблемы со здоровьем. Нет... Это был поникший образ из прошлого. Болезненно-серая оболочка некогда привлекательного человека. Тёмно-карие глаза будто потускнели — или дело в моей паранойе — кожа местами была покрыта пятнами более светлого оттенка, а слишком бледные губы не скрашивали ситуацию. При одном взгляде стало страшно. Ведь дальше только хуже... А если сейчас так плохо, то... куда дальше? Тот день я провела в кровати. Не хотела никого видеть, слышать, слушать, не хотела разговаривать и даже чистить зубы перед сном. Я знала, что изменения неизбежны — закономерны, ожидаемы — и всё же хотелось оттянуть момент, когда я не смогу узнать человека, которым являлась эти годы. От отчаяния хотелось накрыть зеркало полотенцем, чтобы лишний раз не видеть то, во что превращал меня рак. Постепенно и размеренно, но безвозвратно. Во вторник я почти осуществила желаемое, если бы Ник не зашёл в тот момент, когда я занесла ткань над рамой. Буквально застал на месте преступления. — Что ты делаешь? — Я? Да... ничего. Совсем ничего. Просто думала протереть зеркало, а то оно испачкалось в уголке, вот здесь. В доказательно начала оттирать левый верхний угол. Старалась не подавать виду, что растеряна. — В этом нет необходимости. Я скажу Анне — она наведёт порядок. — Спасибо. Было бы очень кстати...Я улыбнулась, опустила полотенце. И сделала всё возможное, чтобы не смотреть в отражение.***Со дня нашей с Ником договорённости я ждала среду сильнее обычного. Потому что знала, что в своих пудинговых пристрастиях больше не ограничена. И пользовалась своим правом как могла. Разумеется, в розумных пределах, ведь провести вечер в компании белого друга не особо хотелось... Я доедала пятую порцию десерта и негодовала, что такую прелесть нельзя смаковать бесконечно. Ричардс зашёл ко мне вечером, и был особенно весел. — Как твои дела, Селеста? — Вкусно и спокойно. Как и пару часов назад, когда я попросила тебя принести ещё один пудинг. — Рад, что у тебя всё хорошо. Может, что новенькое произошло? — За то время, что тебя не было? Да нет, никаких изменений. Медбрат посмотрел на меня. Его взгляд был понятен без слов. Он имел в виду не это. — Если в целом, то интересного мало. Вчера мы с Бэллом смотрели психологический фильм на сеансе, и это было самое скучное время за последние недели. Клянусь, даже на стойке регистрации увидишь больше сюжетного развития... — То есть, я буду прав, если скажу, что тебе хотелось бы интересно провести время? Улыбка не сходила с юношеского лица. Я сразу поняла: чертёнок что-нибудь задумал. А вот что именно — предстояло узнать. — М-м-м... Да. Думаю, я хочу. У тебя есть идеи? — Лучше. У меня есть их воплощение! Он протянул свою руку и обхватил мою. Спустя мгновения я вылезла из своего кроватного убежища и под руку с Ником бродила по коридору. Крыло я знала хорошо — успела изучить за долгое время – но парень вёл меня в сторону, которую я почти не изучила. — Куда ты меня ведёшь? — Наберись терпения — и узнаешь... Лукавые серые глаза глянули на меня, и так же быстро прервали контакт. Внутри нарастало желание узнать, что задумал этот нечитаемый человек. Который тянул меня в неизвестность, уверенно держал руку и успокаивал внутренних демонов. Непредсказуемость ситуации забавляла. Сначала я усмехнулась, а после засмеялась. Да так сильно, что голова начала кружиться. И смеялась до тех пор, пока Ник не завёл меня в тёмное помещение. Освещение коридора не помогало разглядеть что-либо, но вскоре послышался щелчок выключателя. Несколько секунд я старалась привыкнуть к свету. А когда пелена тьмы спала, заметила, как медбрат стоит посреди комнаты, а рука его опирается на... ... синтезатор... Моё сердце сделало кульбит.