О, неужели?... — Меня зовут Ник Ричардс, и с этого дня я буду вашим медбратом. — Но у меня уже есть медсестра. Она отлично справляется со своими обязанностями, мы успели поладить... Где Роуз? С ней что-то случилось? Будь на моём затылке волосы, они бы непременно встали дыбом от чувства растерянности. — Уверяю, что ничего плохого не произошло. Роуз ушла в декретный отпуск. Она вас не предупредила? — Нет... На самом деле, я припомнила что-то подобное. В прошлый четверг Роуз, как и всегда, зашла убедиться, что моё состояние в норме. Я лежала в койке после очередной презмерзкой процедуры. Голова раскалывалась, тело ныло, и все мысли сосредоточились в болезненных точках, которые иглами засели по всему телу. Голос Роуз успокаивал меня. Ровно на мгновение, когда звучал, а потом боль снова окутывала сознание, и всё становилось неважным. Помню только отрывки фраз: — ... ухожу... отпуск... – ... замена на неделе... — ... малыш толкается... Фрагменты начали складываться доуг с другом, и через некоторое время перед глазами предстала полная картина. Улыбчивая медсестра с округлившимся животом и я скорченная в три погибели. — Привет, Селеста. Как себя чувствуешь сегодня? В ответ я мычу. После болезненных уколов всё человеческое в тебе на время умирает — хочешь ты этого или нет. – Хэй, малышка, с тобой всё в порядке? Она подходит к койке, и я чувствую, как её ладонь придерживает моё запястье. Смотрю в приветливые радужки, в которых зарождается тревожность, и стараюсь сбить с лица гримасу мученицы. Сквозь зубы проговариваю: — Бывало и лучше, но терпимо. Надеваю улыбку. Вымученную и лживую, но необходимую в данной ситуации. Знаю, что Роуз можно сказать, как на самом деле я себя чувствую, но понимаю, что это бессмысленно. Что она сделает? Вколит обезболивающее? Мне станет легче на час-два. Хорошо. Но с дозой лекарства организм ослабнет. Кто знает, может жажда блаженного покоя будет стоить мне дня или целой недели, которых осталось не так много. Оно того стоит? Нет, Селеста. Как там говорила Хейзел? "Боль хочет, чтобы её чувствовали". Вот и славно, удовлетвори боль, забей на страдания. Всё равно немного осталось... — Селеста, я должна сказать тебе кое-что... Роуз несильно сжала мою руку, набираясь смелости. Из-за своих физических и ментальных страданий я не заметила разницы. А медсестра продолжила: — На следующей неделе я ухожу в декретный отпуск. Знаю, это всё неожиданно — поверь, для меня ещё больше, чем для тебя. Не переживай, доктор Римо обо всём позаботился: замену направят к тебе в среду. Если не ошибаюсь, должен быть медбрат. Надеюсь, вы поладите. Она улыбнулась в своей манере, но сквозь пелену перед глазами я не могла её разглядеть. — Мг... — И прости, что оставляю тебя. Знаю, мы должны были быть вместе до... "До конца", — она хотела сказать. Но не стала, потому что нет необходимости в тысячный раз говорить о такой очевидной вещи, как моя скорая смерть. — Но малыш... он... Нежные пальцы обхватили мою руку и потянули вверх. Я почувствовала что-то упругое и округлое, как баскетбольный мячик. – Он толкается... – произнесла шёпотом, и мне едва удалось расслышать. Апотом я ощутила, как в мою руку что-то слегка упёрлось. Маленькое чудо в животе хотело заявить о себе, поздороваться. Когда движение повторилось, я открыла глаза пошире, и туман, сковавший зрение, развеялся. Иглы в теле стали кончиками перьев, боль отошла на второй план. На её смену пришла радость. Радость за человека, который вёл меня по пути неминуемой гибели с улыбкой на лице и шоколадным пудингом по средам. На моём лице заиграла улыбка, в глазах скопились слёзы. Тогда я позволила себе отпустить всё. Я заплакала. От боли и искреннего счастья за неожиданно близкого человека. — Мой рабочий график не подходит для малыша, и мы с мужем решили, что так будет лучше. Ещё раз прости, что так сумбурно... — Роуз. Серьёзность в голосе стала неожиданностью для меня самой. Девушка замолчала, внимательно слушая. — ГлаМой рабочий график не подходит для малыша, и мы с мужем решили, что так будет лучше. Ещё раз прости, что так сумбурно...