Нола понимающе улыбнулась.
– Это же замечательно, мой дорогой. Вы теперь точно укрепили наш мир, чудовища не прорвутся в него.
Рейвенар презрительно скривился, как от зубной боли. Махнул рукой.
– Хочешь сказать, что ты в это веришь?
– Верю, – искренне ответила настоятельница. – И вы оба спасли всех.
Рейвенар поморщился. Ладно, пусть она верит, во что хочет. Это не имело значения.
– Она меня усиливает. Еще немного, и я разорву узы отца, – произнес Рейвенар, и Нола вздрогнула и изменилась в лице.
Она терпеть не могла брата, в открытую называя его страшным грешником, который видит свой грех и любит его всем сердцем. Но все равно он оставался ее братом, и Нола представляла, что случится с Морганом, когда Рейвенар отыщет способ освободиться.
– Дай мне слово, что не убьешь его, – потребовала Нола. – Поклянись нерушимой клятвой.
И только она одна могла это потребовать. Рейвенар вдруг увидел себя ее глазами – перед Нолой сидела смерть, ледяная и безжалостная, и настоятельница, хрупкая и смелая, смотрела в темные провалы глаз чужой погибели и отдавала ей приказ.
Только ей Рейвенар мог это позволить. Ей да еще Эрику. Остальным полагалось трястись от страха и ненависти – иногда это Рейвенару даже нравилось.
– Иногда смерть намного лучше страшной жизни, – заметил он. – Милосерднее, я бы сказал.
– Смерть единственное, что нельзя исправить, – Нола сделала глоток из своей чашки. – Поклянись, мальчик.
Рейвенар кивнул и взял со стола нож. Тупой – им и хлеба-то как следует не отрезать. Несколько раз провел лезвием по пальцам – выступила кровь, Рейвенар бросил в ее заклинание, и над темными каплями заструился дымок.
– Клянусь, что не убью моего отца, когда смогу освободиться от его власти, – отчетливо проговорил Рейвенар, и дымок обрел золотистый оттенок: клятву услышали и приняли. Если Рейвенар ее нарушит, то мгновенно отправится на тот свет.
Нола кивнула с нескрываемым облегчением. Морган на дух ее не переносил, считая фальшивой святошей, но сейчас она была рада, что сумела отстоять его.
– Ты поступил правильно, – сказала она, и Рейвенар усмехнулся.
– Заметь, насчет невыносимых мучений я не клялся.
Настоятельница вздохнула.
– Мы остановились на том, что твоя жена тебя усиливает.
Рейвенар кивнул.
– Верно. Я трахаю ее, и мои силы увеличиваются.
Ругательство в святых стенах доставило ему мгновенное злое удовольствие. Но тетка и бровью не повела – она принимала Рейвенара таким, каков он есть.
– Кажется, я знаю, о чем ты хочешь поговорить. Как сделать так, чтобы твоя вещь не сломалась. И служила тебе как можно дольше.
Рейвенар улыбнулся.
– Ты всегда меня правильно понимала, тетя Нола.
Настоятельница вздохнула.
– Если бы я все-таки смогла забрать вас с Эриком, вам обоим было бы намного легче. Ты бы принял простой факт, что люди не вещи.
– Я это понимаю, – ответил Рейвенар, чувствуя тяжелое нарастающее раздражение. Откуда только взялось? В монастыре ему всегда было спокойно, здесь даже дышалось легче, но теперь тяжелое тупое чувство поселилось и росло в душе.
– Понимать не значит принимать, – сказала Нола. – Знаешь, что? Для начала сделай ее своей союзницей. Не жертвой, не вещью. Человеком, который добровольно пойдет рядом с тобой, рука об руку.
Она помолчала и добавила:
– Тебе ведь тоже не на кого опереться там, в большом мире.
Рейвенар кивнул. Он признавал правоту Нолы, но сейчас все в душе поднималось вздыбленным штормовым морем, сопротивляясь этой правоте. Все его нутро, гадкое, грешное, жестокое, выворачивалось наизнанку.
Нола ахнула. Откинулась на спинку стула, чтобы быть подальше от племянника – на ее лицо легли сиреневые отблески, и Рейвенар неожиданно обнаружил, что держит в руке свой боевой огненный шар.
Сгусток сиреневого пламени возник ниоткуда, сам по себе. Рейвенар перевел взгляд на Нолу – та боялась. Понимала, как племянник может с ней поступить – тонкие бледные губы дрогнули, приоткрывшись, пальцы сжали маленькую вилку, смешное и бесполезное оружие.
– Рейвенар, мальчик, – она говорила так, как говорят с хищником, готовым броситься. – Пожалуйста, успокойся. Это же я, ты видишь.
– Вижу, – прошептал Рейвенар, вглядываясь в глубину шара – там плыли мазки серебра, завиваясь тугими петлями. – Это не я, тетя Нола. Это… она.