— Мышка мечтает об этом. Очень-очень. Но не так давно лев вдруг отступил, передал корону и пустил на свои земли других львов.
— А зачем?
Хотела бы я знать.
— Они навели здесь свои порядки и старательно притворяются, что никак не причастны к уходу того плохиша.
— Мозет, они его победили?
— Может. А может и нет. Может быть, они просто притворяются хорошими, а на самом деле ещё хуже.
— Ой-ой...
Улыбнувшись, закрываю глаза.
— И вот мышка снова подобралась близко-близко к дому самого главного чужака. Только ей пришлось притвориться своей сестричкой, потому что мышкино имя после скандала со львом оказалось у всех на слуху.
Амина зевает и поворачивается на другой бок.
— Так вышло, что... она просто забылась, наверное, и перестала верить львам. Решила обмануть всех, но только проигрывает... - не сдержавшись, добавляю, - и сейчас тебе это рассказывает.
Остаётся попросить прощения перед маленьким ангелочком, но та уже сопит, недослушав совсем чуть-чуть. Чего я ждала? Поддержки? Хотела признаться? Выговориться? Нужно просто уйти уже и всё, перестать...
Слеза всё же срывается, катится по щеке. Вытираю её тыльной стороной ладони. Жалею себя? Нет же. Скорее ненавижу, что не имею власти, что не могу справиться ни с чем, даже с тем, что все эти годы одно дело в одном отделении полиции так и значится в висяках.
Наверное, нужно просто уже уйти. Пока не поздно. Просто дойти до ворот и попросить ребят вызвать себе такси. И больше никогда не переходить этим царям природы дорогу.
Только почему я не хочу по-нормальному? И зачем сейчас даю себе провалиться в сновидения... прямо тут... на полу детской... в которую в любую минуту может наведаться этот кусающийся Тарлоев. Хотя так мне и надо, конечно.
Уже 14
Щенина.
Просыпаюсь от резкой боли и тут же отбрасываю от своего лица кошку, возжелавшую облизать и обкусать мой ни в чём не повинный нос.
— Клара! Кысш! - Сиплю я, собирая части тела воедино.
Абиссинка шипит в ответ, вырываясь из моей правой. Ну что за создание? Что я-то ей сделала? Мы её с Антохой рыбой кормим... кормили, а она кусается! Неблагодарная!
Почти решаюсь встать, но тут же падаю обратно, заслышав, как открывается дверь. Зажмурившись и притворившись спящей красавицей, пытаюсь почти не дышать. Чувствую, как рядом с моим тельцем проходит "кто-то", и разрешаю себе взглянуть сквозь прикрытые ресницы только тогда, когда эта тень замирает возле кроватки Амины.
Итак, отец года пришёл к дочери. Кажется, подлезает сейчас к ней, укрывая одеялком, и замирает, что-то там ей нашептывая. Что он говорит? Не то, чтобы это было важно, но к этому малюсенькому ребенку я успела проникнуться симпатией. А вот насчёт самого Тарлоева, как отца... ну зачем он позволял этой тёте Фрекен Бок* так с Аминой обращаться? Ему не стыдно? Ни малюсенькой капельки?
Его стыднейшество вдруг оборачивается, заставляя меня окоченеть. Делает пару шагов и зачем-то присаживается на корточки возле меня. Чувствую, как он смотрит, заставляя моё сердце тихонечко постукивать неровным ритмом.
Сколько это тянется уже? Почему он продолжает сидеть и смотреть. Чёрт возьми, это пугает! Жуть - картинка из фильма ужасов: спишь себе спокойненько, а над тобой сидят и глядят на тебя так пристально, внимательно, изучающе. Едва заставляю себя не сглотнуть, но мурашки всё-таки проступают.
— Эй, - шепчет Мурад, заставляя вздрогнуть.
Я опять провалилась?
— Колларик, ну куда ты...
Моего лица вдруг касается шерстяная лапка, но в ту же секунду оказывается им одёрнута. Замечаю, как Рахматович берёт на руки кошку и... поглаживает? Ничего себе! Да он ласковый? Никогда не видела проявление любви к этой животинушке от него. А она лежит же - терпит.
— Ну видишь же, спят. - Вновь перетекающим шепотом. - Заскучала? Нравится она тебе? Понимаю...
Жмурюсь сильнее, пытаясь расслышать. Неудачно.
Мурад же наконец встаёт и быстро уходит, кладёт кошку на её лежанку, проговорив чуть громче:
— Засыпай. И я тоже буду.
Так... а не многовато ли фразочек для одной пушистой морды?