Но куда чаще Ночная Тень извинялся и исчезал. Хотя я скучал по товарищу, к которому порядком привык за время военной кампании, требовать от него большего, чем он уже для меня сделал, было бы черной неблагодарностью. Я искренне радовался, что Габриэль устраивает благополучие родных, тем паче его отлучки позволяли мне проводить больше времени с Янусей.
— Мы ненадолго, — сказал Гар, — Арик решил устроить игру в фанты.
Януся захлопала в ладоши:
— Какая славная идея!
— Только мы никак не могли договориться, кому принимать гостей, ведь в прошлый раз это был Арик.
— Да, а в позапрошлый ты, так что теперь мой черед!
— Но у тебя собирались дважды, нечестно стяжать все себе лавры.
— А прежние оба раза собирались у тебя.
— Постойте, постойте, я не успеваю и уже окончательно запуталась, — замахала руками Януся. — Все-таки у кого из вас мы встречаемся?
— А вот и не угадала, — отвечали братья с улыбками детей, тайком от нянек съевших банку варенья.
— Мы так и не определились. Поэтому приняли Соломоново решение: пригласить гостей к Аполлоновым. К Лизандру, — пояснил Гар, а Арик пропел:
— Мы вас приехали позвать, друзья, на торжество: Лизандр гостей решил собрать, не зная сам того.
— Не ведая того, да-да, вот так, — эхом откликнулся Гар.
Я изумился:
— Вы шутите?
— Без шуток. Мы как раз едем его предупредить. А к вам заскочили на минутку, потому что по дороге.
— А вы не думали, что он может отказать?
Гар махнул рукой:
— Арик его уболтает, Арик кому хочешь зубы заговорит. А вернее всего, и уговаривать не придется, Лизандр и сам большой охотник до хорошей компании. Мы непременно станем петь. Кто-нибудь танцевать. Я уже придумал задание своему фанту, заставлю его предсказывать судьбу: «Кукушка, кукушка, дай свой ответ: сколько прожить осталось мне лет?» Будет весело. Так Габриэлю и передавайте, а мы отправились до Аполлоновых, иначе не успеем.
— А если у тебя окажется фант Ангелики? — спросил Арик развеселившегося Гара. — Достанется тебе ее кружевной платочек. Уж она-то куковать сроду не станет!
— Как это не станет, когда другие станут? Все должно быть по-честному.
— Она тебе по шее накукует, а не по-честному! Спору нет, будет весело.
И, хохоча, пританцовывая, напевая дуэтом и бурно жестикулируя, Арик и Гар уехали столь же стремительно, сколь и появились.
— Они впрямь уговорят Лизандра поддержать свою затею? — спросил я у Януси, наблюдая в окно, как экипаж побратимов выезжает за ворота усадьбы.
— Не сомневаюсь, — отвечала она. — Не обманывайтесь их балагурством, оно только для друзей. Поведаю вам под большим секретом, Арик — ведущий солист Обливионской оперы. А теперь догадайтесь, из-под чьего пера вышли его арии, кто самый пылкий почитатель его таланта? Не оставляет без внимания ни одно выступление, садится в первом ряду, громче других кричит «Бис!» и дарит огромные корзины цветов? Да-да, именно Лизандр. Мы гадаем порой, зачем Лизандр ходит в театр: то ли послушать пение Арика, то ли насладиться собственными стихами, — вот вам шарада. Надеюсь, Габриэль воротиться к вечеру. Ах, шутники! Выдумали только — кузина в роли кукушки!
[1] Составить представление о понравившейся Январе шкатулке можно в минералогическом музее им. А.Е. Ферсмана в Москве (или на его же сайте), где среди прочих экспонатов выставлено пресс-папье, украшенное точно такими же ягодами. Но я решила, что пресс-папье не самый романтичный предмет, потому превратила его в шкатулку.
[2] Лигея — одна из сирен в античной мифологии.
[3] Высказывание принадлежит Аристотелю.
[4] Январа пересказывает легенду об андрогинах из диалога Платона «Пир».
VII. Фанты. Шутки смешные и не очень. Шутки памяти
VII. Фанты. Шутки смешные и не очень. Шутки памяти
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
Николай Гумилев
На правах соседей мы с Янусей и Габриэлем, который успел воротиться из своей отлучки как раз к назначенному часу, отправились в усадьбу Аполлоновых пешком. Пульхерия Андреевна, сетуя на больные ноги, велела заложить экипаж и наказала нам не ждать ее. Януся была особенно хороша в бледно-розовом платье и шали с маками, без которой я уже не представлял себе сестры Звездочадского. Наряд дополняла крохотная шляпка, не прикрывавшая ни лица, ни волос и не спасшая бы от дождя или летнего зноя, — ее единственным назначением было умножать красоту обладательницы. Мы с Ночной Тенью остались верны кавалерийской форме, которую вычистили и отутюжили слуги.
Идти было легко. Душу согревало предвкушение праздника. Этим чувством были пропитаны все дни, проведенные мною в Мнемотеррии. По мере приближения даты, на которую было намечено наше возвращение, я все больше осознавал, что отныне к тоске по родным местам примешается ностальгия по Обливиону, чьи островерхие крыши вторят вершинам гор; по усадьбе Звездочадских с царящей в ней атмосферой домашнего тепла и уюта; по людям, с которыми я познакомился здесь, и больше всего по милой моей Янусе.
Во власти сентиментального порыва я обернулся к сестре Зведочадского:
— Януся, обещайте писать мне на фронт! Ничто так не скрашивает солдатские будни, как весточки из тыла.
Ночная Тень уловил мое настроение:
— Что за хандра на вас напала, мой друг? Разве вы не хотите накрутить хвост врагу? Что до меня, то я жажду возобновления военных действий с большим нетерпением, право же покой не моя стихия. Не поймите неверно, я люблю поэзию и музицирование, но пуще любых гармоний мой слух услаждают скрип седла, крики врагов и грохот орудийных залпов. Риск, опасность — вот то, ради чего стоит жить!
— Я всецело разделяю ваши ожидания, — заверил я Звездочадского и помимо воли вспомнил о своей незавидной участи отставника. — Однако мне настолько пришлась по душе Мнемотеррия, что жаль будет расставаться с ней и с вашей чудесной семьей.
— Выше нос, мой друг, какие наши годы! Вы живы, да и я покамест не собираюсь в могилу. Бог даст, мы еще не раз вернемся сюда. Вернемся победителями.
За разговорами мы дошли до имения Аполлоновых. Дом выстроен был на возвышенности, нисходящей к реке Селемн. Подъемы перемежались небольшими ровными площадками, на которых были устроены клумбы, усаженные тюльпанами и нарциссами. То тут, то там к склону лепились хозяйственные постройки, стоящие высоко, дабы избежать разрушительной силы реки. По случаю вечернего времени окна усадьбы лучились мягким янтарным светом, то и дело мелькали тени, доносилась музыка и смех. Мы вошли сквозь потайную калитку, миновали сад и принялись взбираться по склону.
Пока мы поднимались, я с любопытством рассматривал дом, которому неведомый архитектор придал сходство с замком, только не настоящим, а сказочным. Так легки были венчавшие крышу башенки, так воздушны изгибы арок и изящны балконы, что гулять по ним без риска порушить могли разве птицы да прочие крылатые создания. Окна крытой веранды своими цветными стеклами походили на витражи. Они были огромны, а узорчатые проемы меж ними, напротив, узки. Какой же красивый вид, должно быть, открывался оттуда!
Двери были распахнуты настежь, пропуская гостей, и выплескивая наружу свет и голоса. Нас встречал наряженный швейцар в пудреном парике, чья ливрея походила на безрукавки стражей, а на поясе в ножнах висел длинный кинжал.
— Он ведь бутафорский? — прошептал я Звездочадскому.
— Вы о чем?
— Кинжал этого слуги. Своими размерами он не уступит иному мечу.
— Будь покойны, кинжал настоящий! На моей родине крайне серьезно относятся к оружию, никто не возьмется ковать его потехи ради.